Свет в твоем окне - Кира Буренина (2002)

— Зачем? — сухо поинтересовалась Алиса, с досадой отмечая, что Мила и сегодня скопировала фасон ее розовой шубки с капюшоном от Ольги Моисеенко. Интересно, зачем она это делает?

— Алиса, — Мила села прямо на пуфик в прихожей, — не думай, что я не знаю, что творится у тебя в душе.

— Вот как?

— Никто не рассчитывал, что ты уйдешь из газеты, Это была полнейшая неожиданность и катастрофа.

— В первую очередь для тебя, — съязвила Алиса.

— После того как я ушла из Останкина, Павел Игнатьевич дал мне возможность попробовать свои силы в газете. Однако это не означало, что свою энергию я должна была тратить на то, чтобы быть у тебя девочкой на побегушках. Я сидела и копила энергию, как аккумулятор.

— Так ты протеже Павла Игнатьевича, — запоздало удивилась Алиса, — и его…

— Нет, — Мила скривила губы в усмешке, — не его. Другого. Но не это главное.

— А что главное?

— Мне скоро тридцать. Да-да! И я не желаю прозябать и горбатиться на чужого дядю, вернее, тетю. — Мила поудобнее устроилась на пуфике. — Я рано научилась жить самостоятельно и сразу поняла, что никогда не буду частью целого — коллектива, команды или группы. Я — это я и буду играть в одиночку. Я ведь не москвичка, родилась в Сочи. Моя мать была курортной медсестрой в Мацесте, отца я не знаю, предполагаю, что это один из курортников кавказской национальности. Достаточно посмотреть на меня в профиль… Видишь мой горбатый нос, мои черные восточные очи?

— Мила, зачем ты все это рассказываешь? — поморщилась Алиса. — Ты же не на исповеди и не у психоаналитика.

— Я должна объясниться, — упрямо повторила Мила.

— Да тебя не узнать, — иронично заметила Алиса, — была тихой, вялой, услужливой. А сейчас такой напор!

— Вот я и говорю, что ты меня плохо знаешь. Павел Игнатьевич посадил меня в редакцию и сказал: «Научишься — получишь газету». Тогда я подумала, что это мой второй шанс — возглавить дело, раскрутиться. Я следила за тобой, подражала. Старалась поймать тот момент, когда ты писала статьи, придумывала что-то новое. Я, как кошка, которая готова сутками сторожить у норки мышь, тихо сидела и караулила свою возможность. И дождалась. И еще: я не желаю довольствоваться полупустой однокомнатной квартирой в Черемушках за сто двадцать долларов в месяц, хозяин которой каждую неделю в мое отсутствие проверяет, на месте ли его рассохшаяся старая мебель.

— Не надо объяснять свои деяния трудным детством, — брезгливо поморщилась Алиса. — Ты с благословения Павла Игнатьевича хотела сделать карьеру на чужих костях, но не вышло. Твой трогательный рассказ, кстати, сочувствия не вызвал.

— Сочувствия? — изумилась Мила. — А зачем мне оно? В жизни надо иметь когти и зубы. И будь уверена — я добьюсь своего. Реклама — прибыльный бизнес. — Высказав все, что хотела, Мила медленно поднялась и накинула капюшон на голову. — Это ты доверчивая как ребенок, который верит в Деда Мороза и прочие чудеса.

— А ты в них не веришь? — вырвалось у Алисы.

— Нет! — Мила презрительно тряхнула головой, и Алиса успела разглядеть горячее упрямство в ее черных глазах.

Весна

Когда после ухода Милы домофон запищал в третий раз, сердце Алисы екнуло.

«Теперь точно Никита», — обрадовалась она и нажала на кнопку. К ее разочарованию, через три минуты в дверях стоял почтальон.

— Вы ко мне? — изумленно таращилась на него Алиса.

Почтальон поднял грустные, как у спаниеля, глаза на номер ее квартиры и выразительно перевел их на тетрадь, которую держал в руках.

— Вам телеграмма, — с укоризной сообщил он, — распишитесь.

— Телеграмма? — Подпись в тетради вышла кривой.

— Получите… — Почтальон захлопнул тетрадь и вручил Алисе сложенный листок бумаги.