Женщины в лесу - Татьяна Поликарпова (2003)

Они ушли в дом, оставив Питкина на лугу с курами, Некоторое время спустя раздался истошный куриный крик. Все побежали к окну и увидели: по лугу мчались два петуха — пестрый гнал белого, а белый улепетывал, вобрав голову в плечи, без стыда и совести, забыв о чести и приличии!

Вот вам и боевые инстинкты… Да, этот пестрый петух совсем не походил на белый с красным кед на Кисовой ноге…

— Ничего, — утешила Хозяйку подруга, — вот переночует Питкин со всеми вместе в курятнике и привыкнет…

В это самое время тетя Шура, владелица кур, вышла скликать их в курятник и вынесла им таз с кормом. Понесли в курятник и Питкина. Поставили его там к самому тазу, среди кур, равнодушно и быстро клюющих корм. Казалось, Питкину все равно. Но только Хозяйка отняла от него руку, как он ринулся прочь… Бедный Питкин! А ведь он не ел весь этот день.

Хотели унести его во двор к Зоечке, чтобы хоть покормить, но тетя Шура сказала: «Сытый, он и вовсе не привыкнет никогда. А поголодает — и с курами поест». Правильно сказала.

Куры, наевшись, шли к насесту. Взлетали с шумом. Усаживались, подталкивая друг друга боками, балансируя на жердине насеста, пока не приседали, накрывая свои желтые кожистые пальцы теплым пухом и перьями грудки и подхвостья. Глаза их затягивались млечной пленкой.

Хозяйка ждала, пока все куры устроятся, чтоб посадить Питкина на свободное место. А он, напуганный, недоумевающий, жался в темном углу у входа в курятник.

— Давай, Питкин, и тебе надо спать. — Хозяйка взяла его и хотела посадить рядом с курами.

Но только ноги петуха коснулись насеста, как он с необыкновенной силой оттолкнулся от жерди и, помогая себе крыльями, сбивая соседних кур, вырвался из рук Хозяйки. Словно белый взрыв, взмыл Питкин над насестом, куры брызнули в разные стороны, крича надрывно: «А-а-ах! Ха-ха-ха! А-а-ах!» Питкин перелетел через переборку внутри курятника, неловко, тяжело ударяясь крыльями и грудью о доски, и забился в одно из гнезд в соседнем помещении, где куры не спали, а только неслись. Он сидел в гнезде взъерошенный, загнанный, невидяще озираясь. Ничего не осталось от недавнего спокойного достоинства Питкина. Смят, сбит с толку, опозорен. Но он, видимо, даже и не понимал своего унижения.

Надежды Хозяйки разбились в пух и прах. Питкин не признал родичей. Не признал врага в пестром петухе. Не признал подруг в курах. Хозяйка начала понимать, что, живя среди людей, видя вокруг себя только людей, их-то Питкин и считал своей стаей. И если он мог как-то представлять себе самого себя, наверняка видел он себя в человеческом облике. Откуда и взяться другому? Куры и петух были в его глазах какими-то нелепыми, может быть, страшными чудовищами. Иными, чем он, существами. Ведь он увидел их первый раз в жизни.

Хозяйка начала понимать, какое скверное дело сделали они с Кисом: отняли у петуха возможность быть петухом. Да, он был петухом, птицей, и инстинкты у него были птичьи, но себя-то он птицей не видел! И что были Питкину инстинкты, когда, живя среди людей, он узнал любовь… Ведь он любил тех, с кем вырос, Хозяйку и Киса, а благодаря им, и других, похожих на них, то есть людей.

— Ой-ё-ё-ёй!! — крутилась на своей раскладушке Хозяйка, мешая спать подруге.

И снова вспомнила, как появился у них цыпленок, и не видела выхода, и не могла винить Киса и себя в том, что они тогда приютили Питкина. И сейчас… Ведь они так хотели, чтобы Питкин жил своей петушиной жизнью… А что получилось: вырвав цыпленка из рук Злых Мальчишек, они все равно не смогли сделать его жизнь нормальной…

— Ой-ё-ё-ёй! — Хозяйка думала, как она будет рассказывать Кису о том, что приключилось с Питкиным в куриной стае. Оставалась надежда, что все-таки он постепенно привыкнет.

Дома Кис, выслушав Хозяйку, спросил:

— Мама, а как же Маугли? Ведь его тянуло к человеческой стае. И он вернулся к людям.