Женщины в лесу - Татьяна Поликарпова (2003)

Вера долго хохотала, прежде чем смогла выговорить: «Вот уж чего я не знала в своей семейной жизни — так это вашей «могилы…». И осеклась, увидев, как остро глянули на нее глаза дочерей, — уличили в подлоге, в неправде… Она вспыхнула: «Ну что смотрите выразительно? Мало ли что случилось потом! Потом! Понятно? Было же!» Но и выговаривая свое возмущение, знала: НЕ БЫЛО. У нее отняли даже рассказы о ее любви, даже воспоминания о былом счастье, замужестве, которыми она могла бы поддержать подрастающих дочек. Да, старшей уже исполнилось пятнадцать, младшей — двенадцать. И было только логично, что, пережив тогда это открытие, она подумала: умри муж до своей измены, их прежнее счастье было бы живо и теперь. Служило бы опорой дочерям. Выходило, что только смерть и консервирует навечно этот скоропортящийся продукт — любовь…

Однако после того, как все случилось, умирать было бесполезно. Хоть ему, хоть ей. Все же она честно пыталась представить себе, каково было бы, умри он до того… Оказалось, думать об этом невозможно. Не получилось у нее вживе вообразить во всей чистоте такую ситуацию: она и он по-прежнему любят друг друга, и вот он умирает… Нет, нет, это было бы несправедливо! Выходило, что тогда было еще рано, а потом — уже поздно. Бесполезно…

…Как замечательно, что здесь спина перестала мерзнуть. Совсем было бы прекрасно, если б с ней приехали обе Альки. Но у младшей — семья, а старшая со своими студентами на практике где-то в Сибири. Вот и заглядывалась Вера на этих пансионатских девушек: карие, как у Альки-прим; серые, как у Альки-ту, глаза. Как и ее дочери, эти девушки были длинноногие, длиннорукие, зыбко-гибкие, совсем не походили сложением на нее — приземистую, укороченную тяжелым военным детством. Совсем другой породы. И Вера не подошла бы к ним, так бы и любовалась издали, если б не одно пустячное обстоятельство: однажды увидела их в поселке обутыми в точно такие же дешевые полукеды, какие носила она сама. Это было как пароль и отзыв: свои… Понимала, что сущая это ерунда, а все же возликовала: пижонки и снобки не позволяли себе легкие гибкие полукеды — «не современно» — и маялись ради престижа в многослойных толстых адидасах, в которых на юге жарко, как в валенках.

И все же, подходя к девушкам с предложением «руки и сердца», то есть с приглашением пойти пешком в Старый город через перевал, опасалась: забоятся идти лесом без мужчин. И правда, они немного поколебались, а вернее сказать, попримеривались, кого бы пригласить из знакомых мужчин. Но решили, что, пожалуй, без них будет спокойнее. Лишь бы узнать, как идти. А уж когда Валентин вызвался показать дорогу, совсем утешились. Валентин был Вериным знакомым «по столу» и уже ходил через перевал, но еще до ее приезда.

Как и предполагала Вера, девушки были не с их комбината. Даже из другого города. Но с родственного предприятия: работали переводчицами по договору. Переводили техдокументацию на иностранное оборудование, специальную литературу. Вот и то-то, что переводчицы! — обрадовалась Вера. В этом обстоятельстве увидела она причину неизменной аккуратной причесанности своих новых знакомых. Откинутых со лба назад и свободно падавших на плечи светлых волос Инны и темной челки Лины словно и ветер никогда не касался. У Веры же вечно какая-нибудь прядь загибалась не туда: то в сторону торчала, то на макушке дыбилась, как ни старалась она укрощать свои коротко стриженные волосы водой и щеткой. Интересно, думала Вера, вот будь она переводчицей с французского, как Инна, или с английского, как Лина, покорялись бы ей ее волосы? Но ей этого не узнать, переводчицей уже поздно становиться, она давно и навсегда инженер бюро техинформации.