Визажистка - Ольга Клюкина (2003)

То же самое можно было сейчас сказать и о Борисе.

С задумчивым выражением лица, обиженный на весь белый свет и особенно на его женскую половину в лице Веры, но тем не менее взволнованный предстоящим выходом на сцену, он действительно выглядел сегодня особенно неотразимым.

— Сандалии жмут, — сказал Борис как ни в чем не бывало, увидев Веру, и отвел глаза. — Все ноги в волдырях. Я даже от боли слова забыл. Так что, считай, тебе повезло, Верунчик. Ты где будешь стоять, чтобы тебя не искать?

— Вон там, в уголке. Мне оттуда заодно и зал будет видно.

— А кто там у тебя в зале? — невесело усмехнулся Борис.

Вера промолчала и торопливо отошла на свое место.

Она почти не видела зрелище, которое происходило на сцене в этот вечер. Во-первых, потому, что стояла за кулисами. Во-вторых, все ее внимание поневоле было направлено на внешность Бориса. После каждого его выхода на сцену для нее сразу же находилась какая-нибудь работа: поправить макияж, после конкурса танцев подсушить вспотевшие волосы феном, чтобы снова придать прическе хорошо продуманную вольность, или убрать светлым гримом слишком уж ярко проступивший румянец, который нарушал цельность задуманного образа. Кроме того, приходилось учитывать, что шоу снимало телевидение, а значит, взыскательные глазки видеокамер грозили публично разоблачить мельчайшие погрешности на лице, требовали еще более внимательного отношения ко всем мелочам.

Да ей и не хотелось оценивать, кто сегодня был лучше всех. Она неотступно думала о своем, безуспешно пытаясь отыскать глазами в зрительном зале Марка. Хотелось когда-нибудь понять, что за тайна скрывается за этим человеком. Но почему-то его нигде не было видно. И это тоже было тревожно, как-то мучительно, тошнотворно.

Судя по реакции зала — то взрывам смеха, то бурным аплодисментам, — сегодняшнее шоу под названием «Конкурс красоты» многим пришлось по вкусу. Наверное, сказывалась элементарная усталость от зимней, замкнутой жизни. Людям хотелось простых развлечений, отдыха, юмора, радости для глаз.

«Феб тебя подери!» — услышала она звонкий голос Бориса и невольно улыбнулась: похоже, он неплохо вошел в роль!

Но когда начался небольшой поэтический турнир, Вера стала прислушиваться с удвоенным интересом — Борис не зря вынес из ее дома целую сумку книг. Даже невероятно, как сильно и пронзительно звучали в переполненном театре строчки античного поэта Ивика, жившего в шестом веке до нашей эры, «Феб знает когда»:

…Но никогда надо мною.

Страсть не смыкает очей:

Точно палящий грозою

Ветер фракийский Борей,

Вдруг на меня налетает

Волей Киприды Эрот, —

жаловался вслух на свою судьбу Борис, и почему-то такие подзабытые слова, как «страсть», «любовный жар», произнесенные со сцены, казались особенно выразительными: все это было большинству зрителей не вполне понятно, но зато на редкость притягательно. Если бы Борис вдруг сейчас со сцены ругнулся матом, то это вряд ли кого-нибудь сильно удивило бы. Но строчки тысячелетней давности почему-то казались особенными, первозданными.

Нет от Эрота лекарства:

Любовь не запьешь, не заешь,

Заговорами от нее не избавишься,

Средство одно — целоваться друг с другом,

Всегда обниматься, нагими телами

крепко прижавшись, лежать, —

закончил свою композицию Борис. Похоже, никто в этот вечер не разбередил в зрителях столько скрытых под толщей зимних снегов желаний, как этот невесть откуда взявшийся Аполлон, порхающий по сцене в развевающемся золотистом плаще. Он был одновременно сердцеедом и сердцелекарем, но определенно — настоящим вестником скорой весны.

И все же Вера испытала настоящий шок, когда Борис с сияющей физиономией победителя подбежал к ней за кулисами, схватил за руку и вытащил на ярко освещенную сцену.