– Кроме того, если эту историю кому-нибудь расска­зать, то все решат, что мы либо врем, либо чокнутые. С дру­гой стороны, если нашу сказку примут на веру, что сде­лают со мной?

– А что могут сделать с тобой? – поинтересовался Вэн.

– Точно не знаю, но пока они станут разбираться, Тейта будет некому защитить.

– Так что ты думаешь делать? – спросил Айриш.

Она закрыла лицо руками и заплакала:

– Не знаю.

Вэн встал и накинул поношенную кожаную куртку:

– Ладно, пойду, поброжу при луне.

– Чего это вдруг?

Вэн равнодушно пожал плечами в ответ на вопрос Ай­риша:

– Поперебираю кое-какие свои пленки.

– Зачем?

– Внутренний голос велит.

Эйвери взяла его за руку:

– Спасибо за все, Вэн. Если что-нибудь увидишь или услышишь…

– Сообщу.

– Ключ от абонентского ящика, который я тебе дал, еще у тебя? – спросил Айриш.

– Да, только зачем он мне нужен? Когда я в городе, то тебя каждый день вижу на работе.

– Но может случиться так, что тебе понадобится что-то мне прислать, когда ты куда-нибудь уедешь с Ратледжем. Что-нибудь такое, что лучше не посылать на студию.

– Усек. Пока.

Едва за ним закрылась дверь, как Айриш обронил:

– Вот тупица. Нам бы союзника ненадежнее.

– Не принижай его. Меня он тоже иногда раздражает, но вообще-то ему цены нет. Он всегда был мне другом, а, видит Бог, друзья мне ох как нужны.

Она взглянула на свои часики – подарок Тейта. С тех пор как выудила их у Фэнси, Эйвери их не снимала.

– Мне пора. Уже поздно. Когда я задерживаюсь, Тейт начинает задавать вопросы, и я уже не в силах придумы­вать приемлемые объяснения. Так, чего доброго, он ре­шит, что я просто поселилась в своем любимом магазине. – Попытка пошутить получилась тяжеловесной.

Айриш обнял ее и неуклюже погладил своей ручищей по волосам. Она уткнулась ему в плечо.

– Ты любишь его. – Это был не вопрос, а утверждение. Она кивнула. – О Господи, – вздохнул он. – И отчего все всегда так чертовски сложно?

Она зажмурилась; горячие слезы оставили расплывча­тые пятна на рубашке Айриша.

– Люблю. Так, что болит.

– Я знаю, каково это.

Эйвери была слишком поглощена своими пережива­ниями, чтобы заметить упоминание его неразделенной любви к ее матери.

– Что мне делать? Я не могу ни рассказать ему, ни защитить. – Она припала к Айришу, ища опоры.

Он крепче прижал ее к себе и смущенно поцеловал в висок.

– Розмари обрушилась бы на меня всеми своими девя­носта восемью фунтами, знай она, что я позволяю тебе рисковать жизнью.

Эйвери улыбнулась в его влажное от ее слез плечо.

– Может быть. Она ведь доверяла нас твоему попече­нию.

– И теперь я ее подвожу. – Он еще крепче обнял ее. – Я боюсь за тебя, Эйвери.

– С сегодняшнего дня, после того как у меня кровь за­стыла при виде этой афиши, за себя боюсь меньше всего. Меня-то тоже числят в заговорщиках. И да поможет мне Бог, если выяснится, что все наоборот.

– Ты не передумала, может, мне все-таки позвонить куда следует?

– Пока не надо. Будет смысл это сделать только то­гда, когда я буду знать наверняка, покажу пальцем и ска­жу: «Вот он».

Айриш слегка отстранился и взял ее за подбородок:

– Тогда может оказаться поздно.

Об этом Эйвери можно было и не предупреждать. Она и сама прекрасно все понимала. Возможно, сейчас уже поздно спасать свою журналистскую карьеру и надеяться на семейное счастье с Тентом и Мэнди. Но она должна попытаться. Еще раз обняв Айриша на пороге и поцело­вав его в колючую щеку, она вышла в темноту.

А темнота стояла такая, что ни он, ни она не заметили припаркованной невдалеке машины.

43