Розы от киллера - Сандра Браун

Да, Ренни работала с полной отдачей весь день. И в награду выпила бутылку воды. Вот на что следовало обратить внимание. Когда она выходила из кухни, то погасила свет, но тут же зажгла его снова, что показалось ему странным.

Она оставила свет гореть, когда вошла в спальню и села на край кровати, свесив голову. Все ее поведение говорило либо об угнетенности, либо о серьезной беде.

Потом она сделала еще одну странную вещь. Открыла ящик прикроватного столика и несколько минут смотрела в него, просто смотрела. Ничего не доставала, ничего туда не клала, просто смотрела в него.

«Интересно, на что она смотрела», – подумал он. И пришел к выводу, что на белую карточку. Что интересного в запечатанной коробке с почтовой бумагой? Она могла иногда перечитывать некролог матери, просто чтобы вспомнить, но бумагу нужно было достать. Он готов был поспорить, что смотрела она на карточку. Тем интереснее было бы знать, откуда она взялась и что означала.

Наконец она задвинула ящик и встала. Расстегнула блузку и сняла ее. На ней был простенький бюстгальтер. Возможно, прозрачное и красивое белье с кружевами предназначалось для тех дней, когда ей не приходилось делать четыре операции. Или для мужчины, приславшего ей карточку.

Затем она сняла брюки.

Именно в этот момент Вик понял, что затаил дыхание и заставил себя дышать нормально, насколько это было возможно. Разве может нормальный мужик дышать ровно, наблюдая, как женщина раздевается? Он таких не знал. Пожалуй, стоит этот вопрос изучить.

Пока же он глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

И в этот момент, как будто почувствовав его дыхание на своей коже, она с тревогой посмотрела на окна и тут же выключила лампу. Затем неясный силуэт появился около окон, жалюзи плотно закрылись, спрятав ее от его взгляда.

Зажегся свет в ванной комнате, горел минут десять. Достаточно, чтобы вымыться с помощью тех душистых гелей. Возможно, она воспользовалась розовой бритвой. Наверное, она почистила зубы и свернула тюбик снизу, прежде чем положить его в шкафчик над раковиной.

Затем в доме стало темно, горел только свет в кухне. Вик решил, что прямо из ванной она отправилась в постель.

Теперь она, скорее всего, спала между желтыми простынями, положив голову на подушку.

Он помнил эту подушку. Он долго тогда смотрел на нее, потом снял свои латексные перчатки, взял ее в руки и поднес к лицу. Только на секунду. Ровно на столько, на сколько позволительно хорошему детективу.

Об этом он тоже не рассказал Орену.

6

Это был лучший в Форт-Уэрте мексиканский ресторан, что делало его, по мнению Лозадо, лучшим рестораном в городе вообще.

Он приходил сюда из-за еды и особого к себе отношения. Он вполне обошелся бы без трио гитаристов, бродящих между столиками и поющих мексиканские песни громко, но довольно бездарно. Интерьер создавался, по-видимому, кем-то, разгулявшимся в приграничной лавчонке и скупившим все сомбреро подряд.

Но кормили там великолепно.

Он сидел за своим привычным столиком в углу, спиной к стене, и потягивал текилу, которой заканчивал ужин. Он бы пристрелил любого, посмевшего предложить ему зеленую замороженную смесь из автомата, которую у них хватало наглости называть «Маргаритой».

Перебродивший сок агавы стоил того, чтобы пить его в чистом виде. Он предпочитал бесцветный вариант, зная, что золотой текилу делают искусственно.

Он плотно поужинал, не заботясь о том, сколько в съеденном им блюде жира и калорий. Природа наделила его стройностью, ради которой многие вступали в клубы здоровья и истязали себя до седьмого пота на тренажерах. Он не потел никогда. Никогда. И единственный раз поднял гирю только для того, чтобы пристукнуть ею одного идиота.