Одно мгновенье до любви - Сюзанна Брокман (2003)

И забудутся все деньги, что он давал на благотворительность, вся его филантропическая деятельность. Забудется здание детского отделения больницы Болдуинз-Бридж, что он построил в память о сыне, который скончался в 1947 году от аппендицита, и в память об одном убитом нацистами французском мальчике, которого он никогда не видел. Забудется, что он помогал выиграть войну. Забудется благотворительный фонд, благодаря которому каждый год три наиболее многообещающих ученика из Болдуинз-Бридж могут поступить в колледж по своему выбору.

Все это забудется — останется только большой голый зад, лежащий на полу уборной.

«Смертельная».

Какое холодное слово.

Чарлз подозревал, что услышит нечто подобное, когда увидел доктора в первый раз, даже когда анализы еще не были готовы.

Когда они ехали домой, он сказал Джо: «Я так стар, что доктор родился намного позже того, как у меня был в последний раз секс. Я сразу понял, что новости будут неутешительными».

Джо ничего на это не ответил. Впрочем, Джо всегда отличался молчаливостью. Джо Паолетти был чуть моложе. Он имел за плечами семьдесят семь по отношению к восьмидесяти у Чарлза. Джо лишь посмотрел на него долгим взглядом, когда они остановились на красный свет.

И Чарлз мудро рассудил, что ему следует придержать язык. Не следовало упоминать секс, беря в расчет, что у Джо не было сексуальных отношений с 1944 года. Он мог бы быть покорителем женских сердец, имея внешность кинозвезды, мог бы менять женщин каждый вечер. Но он жил анахоретом с тех самых пор, как они вернулись в Болдуинз-Бридж с войны.

Войны против нацизма. Второй мировой. Они с Джо повстречались во Франции, во время одной дикой заварушки сразу после высадки в Нормандии. Надо сказать, и тогда Джо был на редкость молчаливым.

Бывает дружба, которая может завязаться только на войне. Про такую дружбу пишут в книгах. Она может свести вместе очень разных людей. Даже таких, как эти двое, — сына бедных, неустанно работающих итальянских иммигрантов из Нью-Йорка и отпрыска древнего и состоятельного бостонского рода, каждое лето приезжающего в Болдуинз-Бридж, чтобы отдохнуть, наслаждаясь прохладными океанскими бризами тихоокеанского побережья. Но они вместе сражались против нацистской Германии, и их объединяло то, о чем говорил Уинстон Черчилль: кровь, труд, слезы и пот.

Слезы.

Джо смахнул слезу, когда доктор сказал Чарлзу о его судьбе. Джо старался сделать это незаметно, но ему это не удалось.

Нельзя провести почти шестьдесят лет со своим лучшим другом — даже несмотря на все ссоры, на то, что временами ты делаешь вид, что имеешь дело только с садовником в твоем саду, который увязался за тобой после войны, — и не знать, что эти слова потрясут его до глубины души.

— Тебе не стоит так спешить, — обратился Чарлз к Богу. — У меня есть еще куча дел.

Собрав все оставшиеся силы, он дотащил пояс пижамных брюк до талии, а потом вытянулся на полу, уже с прикрытым задом, надрывно кашляя и раздумывая, слышал ли Бог обращенные к нему слова.

Доктор Келли Эштон чувствовала, что приехала не вовремя.

Она припарковала свою миниатюрную машину у ограды отцовского дома, почти рядом с принадлежавшим Джо автофургоном «бьюик», которому можно было бы дать лет четыреста, но который все же выглядел весьма внушительно. Затем Келли выключила мотор и, положив на руль скрещенные руки, на несколько мгновений застыла.

Ей подумалось, что то, что она делает, просто глупо. А она сама — полная дура. То, что она, пытаясь сохранить свою практику педиатра в Бостоне, живет в доме отца в Болдуинз-Бридж, это подтверждало. Она должна сдать диплом Гарварда обратно, ей выдали этот диплом по ошибке. Она его не заслуживает.

Ее поведение вдвойне глупо, поскольку ее отец вполне определенно дал ей понять, что не хочет ее здесь видеть.

Ему не нужна ее помощь. Он хотел бы закончить свои дни в одиночестве.