Алая нить - Эвелин Энтони (1994)

– Моему отцу никто об этом не сказал, – заметила она. – Не очень-то это порядочно.

– Никто ничего не знал, – возразил Стивен. – Ты – единственная, кому я рассказал об этом. Они умерли, и все кончено. Я люблю тебя, Клара. Не знаю, что было со мной ночью, но тебе нужно забыть об этом.

– Ты не должен был жениться на ней. – Теперь ее голос звучал холодно. – Она же не была сицилийкой. Откуда ты знал, что этот ребенок от тебя? Мало ли с кем еще она трахалась?

Грубость ошеломила его. Он внезапно почувствовал злость.

– Не смей вообще произносить таких слов, Клара. И не смей так говорить о ней. Я же сказал, она умерла, и ревновать тебе не к кому. Теперь переоденься, пойдем поплаваем.

– А как она выглядела?

Ее настойчивость снова разозлила его. Ему хотелось оскорбить ее за то, что она сказала об Анжеле и ребенке.

– Не то что ты. Светловолосая и голубоглазая. Очень красивая.

Он увидел, как она вздрогнула. Я люблю ее, сказал он себе, но пусть знает, что со мной нельзя заходить слишком далеко.

– Я сказал, пойдем купаться. – Он повернулся, чтобы уйти в комнату. – Я сказал, чтобы ты переоделась.

Сицилийские женщины привыкли слушаться своих мужчин. Если не отца, то брата, а потом мужа. Она встала и пошла вслед за ним в комнату. Они вместе спустились на пляж. Он не держал ее за руку и не говорил ни слова. В воду он прыгнул первым.

Она думала: я не должна ревновать. Та умерла, и она, и ребенок. Но я слышала, как он назвал ее имя вместо моего, и видела, какое у него было лицо, когда я заговорила о ней. Если бы она была жива, я бы пошла к отцу, а уж он-то знал бы, что делать. Но она умерла, и мне ее не достать. А я так люблю его, что должна смириться...

Она вернулась в дом вслед за ним, вошла в спальню, бросилась на кровать. Она стянула верхнюю часть купальника и лежала в трусиках с голой набухшей грудью, глядя на него снизу вверх.

– Я твоя жена, Стивен, и люблю тебя до смерти. Прости меня.

Он был очень добр и нежен на этот раз, стараясь заслужить ее прощение, но она – то ли от обиды, то ли от еще более разгоревшейся страсти – озверела, царапалась и кусалась, как будто ее ярость и безудержное желание могли привязать ее к нему и изгнать прочь ту, умершую. И, тяжело дыша в его объятиях, она сказала:

– Ты ее забудешь. Я тебя заставлю... Я замучаю тебя, чтобы ты ни о ком больше не мог и думать.

Его желание как рукой сняло.

– Держи себя в руках, – приказал он, и она оскорбленно отодвинулась. – Не этого я от тебя хочу. Это я получаю за деньги. От тебя мне надо другое.

Она грязно выругала его по-сицилийски, а он отвесил ей пощечину. Двое телохранителей снаружи дома услышали их повышенные голоса, переглянулись и пожали плечами. Они были в рубашках и джинсах, с расстегнутыми кобурами через плечо, чтобы можно было моментально выхватить оружие, если кто-нибудь появится. Они услышали, как новоиспеченная донна Фалькони истерически орет на мужа, и один из них смачно сплюнул.

– Я бы на его месте снял ремень. Ей надо задать хорошую трепку.

Его напарник ухмыльнулся.

– Ты когда-нибудь видел, как Дон выходит из себя? Господи, да он прикончит эту сучку. Пойдем, пусть себе вопят. Ты иди на южную сторону дома, а я на восточную. А сзади присматривает Джорджо.

* * *

Они отплыли в Европу на «Куин Элизабет». Они помирились – другого выхода у них не было. Слишком много поставлено на карту помимо их личного счастья, и каждый по-своему смирился с этим.

Стивен убеждал себя, что Клара еще очень молода и что родители безнадежно избаловали ее. Но она любит его, и с ее ревностью придется как-то мириться. Со временем, когда она созреет и станет более уверенной в себе, это пройдет. Он сразу потребовал от нее слишком многого. Он упрекал себя, что недооценил пламенный сицилийский темперамент.