— Ты лишь дала нам толчок, чтобы мы начали задавать вопросы. А когда Эми Фоулер раскрыла ротик и сообщила, что Стив намекал на каких-то парней, имевших зуб на Адама Рамсея, тут мы навострили уши, но толку от этого было мало. Эми твердила, что Стив был нормальный парень — в известном смысле — и не тянулся к извращениям. В общем, мы опять в тупике.

Лиз перешла на шепот и наклонилась к уху Алекса:

— Я подслушала из утренних разговоров, что Тереза Грейнджер устроила истерику в кабинете шерифа, требуя выдать ей тело дочери для захоронения.

— Да, было такое, — мрачно подтвердил Алекс. — Честно говоря, я впервые столкнулся с подобным бешеным напором. Двое наших ребят повисли у нее на плечах, но она их расшвыряла, представляешь, Лиз? Мы уже боялись, что она схватит чей-нибудь револьвер и угробит ни за что ни про что парочку хороших полицейских.

— И чем все кончилось?

— Таинственным образом Бишоп повлиял на нее. Он загородил собою Рэнди и положил руки на плечи Терезы, хоть она и металась, как взбесившаяся кошка, и тут же ее словно параличом свело. Он шепнул ей что-то на ухо — мы, конечно, ничего не услышали, что он ей там наговорил, — и она тихонечко прошла к стулу и уселась, как школьница — ручки на коленках и глазки опущены. Так и просидела, пока док Шеппард и ее сестрица не заявились и не проводили ее до дому.

— Ной вряд ли был готов к такому ее взрыву, — едва слышно, почти про себя прокомментировала Лиз.

— Что ты сказала? — переспросил Алекс.

— Так, пустяки, ничего важного. Лучше поделись со мной новостями. Как наша Рэнди?

— Наверное, все это расследование слишком тяжело ей дается. Такой печальной и такой измотанной я еще ее не видел. Что-то нехорошее с ней происходит. Она жует аспирин горстями и постоянно носит темные очки. Раньше она не вытаскивала их из кармана даже летом. Может, у нее что-то с глазами?

— Что именно?

— Взгляд… какой-то не тот, что прежде. Словно она тебя просвечивает, как в рентгеновском кабинете. Неприятный взгляд, пронизывающий до костей.

— А ты интересовался, что с ней? Спрашивал?

— Разумеется. Она ссылается на мигрень и спрашивает, какое мне дело до ее самочувствия. Она сама, мол, о себе позаботится.

— А как она ладит с мистером Бишопом? Не очень они фыркают друг на друга?

— Здесь уж вообще сплошная мистика. На людях — они идеальные партнеры, профессиональные, вежливые, обходительные. Но стоит им очутиться наедине, без свидетелей, как между ними словно вырастает невидимая стена. Я дважды подглядывал за ними, и, клянусь богом, так было.

Лиз вполне серьезно восприняла это странное заявление Алекса.

— А другие могут подтвердить то, что ты видел?

Алекс осознал, что может стать предметом насмешек здравомыслящих сограждан, и поспешил с достоинством отступить:

— Не подумай, Лиз, что я, старый дурак, ревную Рэнди к этому пришельцу из ФБР. Мне просто ее жалко. Про нее уже пошли слухи среди нашей команды о том, что она заболела, а это плохо. Иногда Рэнди запирается в кабинете, а Бишоп стучится к ней так громко и нагло, что ей приходится его впустить. Потом они спорят и разговаривают, как это пишут в книгах, «на повышенных тонах», и кто-то первым выскакивает оттуда как ошпаренный.

— И чаще кто это бывает? — настаивала Лиз.

— Рэнди. И тогда к ней не дай бог подступиться — лучше не пробовать. А затем выходит Бишоп, и у него на лице такое написано… Будто он готов любому врезать кулаком.

— Любопытно, — прокомментировала Лиз и спросила: — А ты в курсе, что они в прошлом уже сталкивались и дело кончилось разрывом?

— Рэнди об этом не говорит, но вроде бы и не отрицает. А у тебя откуда такие сведения? — удивился Алекс.

— Вчера я наблюдала, как Бишоп смотрел на нее.

— И это все?

— Для меня этого было достаточно, — не без хвастовства заявила Лиз.

Алексу захотелось наказать ее дружеским шлепком, но он воздержался.