У мужчин свои секреты - Кей Хупер

Определенно, Эдам Делафилд был человеком сдержанным, скрытным. И еще в нем была какая-то тайна. Рэчел чувствовала ее присутствие за его безмятежным лицом, спокойным взглядом, неторопливыми, почти ленивыми движениями. Исподволь наблюдая за ним на протяжении всего времени, что они провели в ресторане, Рэчел поняла только одно: Эдам Делафилд может быть и хорошим, преданным другом, и опасным врагом. По тому, как он иногда смотрел, чувствовалось, что этот человек может быть безжалостным и идти напролом к своей цели, если ставка будет достаточно высока.

Но какова ставка теперь и в чемона заключается, Рэчел по-прежнему не знала.

В их предыдущем разговоре Эдам упомянул о том, что Дункан Грант помог ему не в самый удачный период его жизни. Никто не верил в устройство, которое он изобрел, и Эдам оказался в совершенно безвыходном положении. То, что он сумел за пять лет создать процветающий бизнес, говорило о его упорстве, трудолюбии и незаурядной деловой хватке.

Но подробностей Рэчел опять-таки не знала.

Ей удалось выяснить только то, что им нравятся одни и те же книги; кроме того, Эдам, как и она, любил кошек и лошадей, побаивался змей, относился с брезгливостью к паукам, предпочитал бейсбол футболу, старался ни от кого не зависеть, отдыхал, глядя на прибой, и терпеть не мог «русские горки». Обоим нравилось спать с открытыми окнами — если, конечно, на улице не было слишком жарко (понятия «слишком холодно» ни он, ни она просто не признавали), складывать головоломки и слушать негромкий мелодичный перезвон «ветряных колокольчиков»[1].

Еще Рэчел показалось, что ее новый знакомый смеется с большей охотой, чем хмурится. Его голос, только что звучавший совершенно серьезно, мог неожиданно зазвенеть от сдерживаемого смеха, однако его васильковые глаза не выдавали ни одного порыва или желания. Пытаться заглянуть в них было все равно, что смотреть в зеркало — они отражали все, что угодно, но только не скрытую в глубине мысль.

Иными словами, Рэчел влекло к этому человеку — себе самой она почти не боялась в этом признаться, — однако вместе с тем она понимала, что ей необходимо быть осторожной. Во-первых, потому что Эдам был слишком похож на Томаса. А во-вторых, потому что она не доверяла своим собственным чувствам — в отношении его или кого-либо другого.

Всего неделю назад она была в аду. Она запретила себе чувствовать, запретила даже оплакивать своих родителей. Но сейчас на нее свалилось слишком много всего, и чувства проснулись в ней вопреки ее воле. То немногое, что сказал ей Эдам о Дункане Гранте, пока они сидели в ресторане, вызвало на ее глазах слезы, и Рэчел стоило больших усилий не дать им пролиться. Когда же она вернулась домой, то дважды расплакалась без всякой видимой причины — один раз, когда в ящике комода ей попался один из старых носовых платков матери, и другой — когда она неожиданно почувствовала идущий из шкафа запах одеколона, которым когда-то пользовался Том. Рэчел сама подарила ему этот одеколон на день рождения, и с тех пор в ее памяти этот запах был неразрывно связан с ним.

И она готова была поклясться, что это — именно тот запах, хотя никаких вещей Тома в этом шкафу просто не могло быть.

Сейчас этот запах напомнил ей, однако, не о Томе, а о том, что он мертв, погиб.

Что он никогда больше не войдет в этот дом.

И ее отец и мать — тоже.

Что же, опять призраки?..

Ну уж нет! Слишком долго она позволяла призракам прошлого преследовать и мучить себя. В особенности — одному из них. Сколько бы она ни твердила себе, что Том мертв, мертв, мертв, ее сердце отказывалось в это поверить. Для Рэчел Том оставался жить в Ричмонде, и память о нем наполняла собой каждый уголок большого старого дома. Бегство в Нью-Йорк лишь облегчило ей страдания, но ничего не изменило. Том, живущий в ее памяти, отказывался уходить.