Я выбираю тебя - Нора Робертс (2001)

– Он почти так же одержим всем этим, как я. Если я всего-навсего переставлю подсвечник, он это непременно заметит. До своей болезни он все пытался уговорить меня уйти в отпуск. – Она громко рассмеялась, закинув голову так, что волосы разметались за спиной. – А дело в том, что он просто хотел неделю-две сам здесь всем управлять.

– Очень преданный помощник, – пробормотал Слейд.

– О, Дэвид именно таков, – подтвердила Джессика. – Но вы-то что здесь делаете, Слейд? Я думала, что вы с головой зарылись в книги.

Довольный, что сдержанность и отчужденность последних дней исчезли, но и не теряя осторожности, Слейд сообщил свою версию.

– Я обещал Дэвиду для его же спокойствия, что охотно вам помогу.

– Ну, это очень любезно с вашей стороны. – Он почувствовал легкий укол досады от того, что в ее голосе прозвучало удивление.

– Ну, время от времени я бываю и любезным. А кроме того, неплохо бы получить кое-какую нужную мне информацию об антиквариате.

– О! – Она приняла его заявление с самым серьезным видом и кивнула:

– Я вообще-то не возражаю, если мне помогут управиться с самыми тяжелыми вещами. А какой период вас интересует?

– Период?

– Ну, мебель – какого периода? – пояснила Джессика, подходя к длинному низкому комоду. – Какой век или стиль? Ренессанс, раннеамериканский, итальянский провинциальный?

– Да просто общие сведения, которые дали бы мне основу для понимания, – нашелся Слейд, в то же время легонько оттолкнув Джессику от комода. – А этот куда?

Он передвинул и этот раритет в указанное место.

А Джессика тем временем расставляла более легкие предметы, попутно поддерживая разговор о мебели, которой они сейчас занимались.

– Вот этот стул фирмы «Чиппендейл». Видите, у него квадратное, обитое тканью сиденье и изогнутые ножки. А вот этот шкаф – французское барокко: красное дерево, позолота и резьба. – Она вытерла маленький столик тряпкой и стала объяснять что-то относительно китайского влияния и чайной церемонии.

За утро их раз семь прерывали посетители, и тогда Джессика превращалась в продавца. Слейд наблюдал, как она показывает вещи, объясняет происхождение, затем торгуется. Если он не был уверен раньше, то теперь было совершенно ясно: магазин для нее не игрушка. Она не только умела управлять, она работала больше, чем он мог себе представить. Она не только хорошо понимала людей, и он невольно восхищался этим пониманием, но она делала деньги – и, судя по ценникам, немалые.

Но тогда почему же, если она так предана делу, позволяет себе риск, используя свой магазин для противозаконных сделок? Теперь, когда Слейд увидел ее за работой, ему уже не так легко было полагать, будто она занимается всем этим для развлечения. Нет, нельзя было заподозрить, что она безмозглая вертушка. Но, может быть, все незаконные операции совершались у нее под носом, а она об этом и не подозревала?

– Слейд, мне очень не хочется вас об этом спрашивать, – сказала вполголоса Джессика, подходя к нему. У нее была привычка прикасаться к человеку, разговаривая с ним. Она положила руку ему на запястье. И независимо от того, что это было очень безответственно, он вдруг испытал острый приступ желания. Обернувшись, он загородил ей дорогу, и она оказалась словно в ловушке, между ним и комодом. Рука ее осталась на прежнем месте. Он вдруг очень явственно ощутил, что бы он сейчас чувствовал, если бы она прижалась к нему всем телом. Его взгляд скользнул по ее губам, затем он посмотрел ей в глаза.

– О чем?

Но у нее в голове вдруг стало совсем пусто. Так, какой-то звук в ушах, похожий на шум прибоя. Она могла отодвинуться на дюйм и убрать руку, могла, наоборот, подойти ближе и чуть ли не прижаться к нему. Джессика не сделала ни того ни другого. Она ощутила стеснение в груди, словно кто-то старается выжать из нее весь воздух. И в это мгновение оба поняли: ему достаточно коснуться ее, и все в мире переменится.