Святые грехи - Нора Робертс (1997)

— Спасибо. — Он выпил. Образовавшиеся вгруди пустоты влага не заполнила, но обтекать комок боли ей уже не приходилось. — Возвращающихся домой героев никто тогда не приветствовал. Война уже всем обрыдла. Джош пришел домой, увешанный медалями, с отличными аттестациями и миной замедленного действия в голове. Какое-то время казалось, что все в порядке. Он был спокоен, немного замкнут, но мы считали, что, пройдя через такой ад, каждый в какой-то степени изменился.

Он снова поселился в родном доме, нашел работу. Об учебе Джош даже говорить не хотел. Мы сочли, что ему просто нужно какое-то время, чтобы прийти в себя.

Примерно через год начались кошмары. Он с криком, весь в поту просыпался среди ночи. Джош потерял работу. Нам он сказал, что уволился, но отец узнал, что его выгнали за драку. А еще через год началось что-то невообразимое. Ни на одной работе брата не держали больше нескольких недель. Он стал возвращаться домой пьяным, а иногда вообще не приходил. Кошмары сделались жуткими. Однажды я попытался разбудить его и он так ударил меня, что я отлетел в другой конец комнаты. Он кричал что-то о засадах и снайперах. Когда я очнулся и попытался успокоить его, он вцепился в меня по-настоящему. Когда в комнату вошел отец, Джош душил меня.

— О Боже милосердный.

— Отцу удалось оттащить его. Когда Джош понял, что натворил, сел прямо на пол и разрыдался. Ничего подобного я раньше никогда не видел. Он никак не мог успокоиться. Потом мы повели его в Ассоциацию ветеранов. Оттуда его направили к психиатру.

Бен затушил окурок и потянулся к бренди.

В это время я уже учился в колледже, и когда не было занятий, подбрасывал его до клиники. Я ненавидел это заведение, он всегда напоминало мне гробницу. Джош входил внутрь. Иногда я слышал его плач. В другой раз не было слышно ни звука. Через пятьдесят минут заканчивался сеанс, и я ждал, когда он выйдет из этой двери. Мне это так запомнилось!

— Порой семье бывает тяжелее, чем самому больному. — Тэсс положила руку рядом с его ладонью: захочет — возьмет. — До безумия хочется помочь, и не можешь… стараешься мыслить ясно, а в голове все путается.

— Однажды, это было в воскресенье, мать не выдержала. Она готовила мясо в горшочке и вдруг нечаянно уронила его в раковину. «Если это рак, — сказала она, — пусть изловчатся и вырежут опухоль. Разве не видно, что его что-то гложет изнутри? Неужели так трудно удалить опухоль?»

Бен отхлебнул бренди. Ему виделась, словно живая, рыдающая мать, склоненная над раковиной, как будто все случилось только вчера.

— Брат проходил курс лечения. На какое-то время ему вроде стало лучше. Найти работу было нелегко, так как у него был неважный гражданский послужной список. С помощью нашего пастора, старого доброго католика, Джош получил место механика на заправочной станции. Пять лет назад у него была университетская стипендия, а теперь он менял свечи. Все-таки хоть что-то. Теперь кошмары мучили не так часто, но никто из нас не знал, что это благодаря барбитуратам. Потом дело дошло до героина. А мы и этого не заметили. Возможно, если бы я больше бывал дома… Но я был студентом и впервые в жизни начал всерьез подумывать о будущем. Врач тоже ничего не замечал. Он был майором, служил в армии, прошел Корею и Вьетнам, но так и не понял, что Джош накачивает себя наркотиками, чтобы уснуть.

Бен медленно провел ладонью по волосам и допил бренди.

— Не знаю, может, брат перетрудился, а может быть, вообще дошел до такого состояния, когда ни на что не способен. Так или иначе, все кончилось тем, что после двух лет лечения, после бесконечных молитв Святой Деве Джош поднялся к себе в комнату, надел форму, прикрепил все награды и вместо того, чтобы взять шприц, зарядил свой армейский пистолет. Все было кончено…

— Бен, я знаю, что любого сочувствия будет мало, слишком мало. Но мне больше ничего не остается.

— Ему было всего двадцать четыре.