И скоро день - Барбара Мертц

— Великолепная идея? Это просто помешательство, моя бедная сумасшедшая девочка. Я уже начинаю верить в то, что тебе необходимо продолжить курс лечения у докторов, которые займутся твоей головой, моя дорогая. Ведь ты должна привыкнуть к тому, что все решения принимаю я. Теперь мне придется поехать за мальчишкой, а ты должна убедить своего ученого дружка, что в его подвиге не было ни малейшей необходимости. Могу себе представить, каким дураком он себя почувствует, когда ты ему все объяснишь.

— Не волнуйся, я все сделаю как надо. Так где же он?

— Он на чердаке, где и все его «сокровища», — с издевкой заметил Барт. — Боюсь, что ему придется немного привести себя в порядок. В шкафчике у входной двери должна быть аптечка.

— Так принеси ее сюда, я понятия не имею, где находится этот шкафчик, — отрезала я, пряча дрожащие руки в карманы.

— Ты изменилась, — медленно проговорил Барт, не сводя с меня пристального взгляда. — У маленькой серенькой мышки начали расти остренькие зубки? Ты знаешь, мне кажется, что я буду любить тебя гораздо сильнее, когда ты наконец снова станешь моей маленькой послушной девочкой.

— Меня это не удивляет, — ответила я, боясь только одного. Если он еще раз попробует меня поцеловать, я не выдержу и сделаю какую-нибудь глупость. — Поторопись, Барт, мне хочется поскорее очутиться в постели.

— Не могу не согласиться с тобой, дорогая.

* * *

После того как мы нашли аптечку, Барт сказал, что поднимется вместе со мной, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию Альберто.

— Мне пришлось оставить его у дверей, — объяснил он. — У твоего воинственного дружка пошла пена изо рта. Я уже было решил, что имею дело с буйно помешанным. Мне ничего не оставалось, как запереть его.

Что ж, пока ситуация складывалась в нашу пользу. Я надеялась, что Барт наконец поверил мне.

Альберто спокойно сидел на самом верху лестницы и дымил сигаретой. Когда он заметил Барта, то вскочил на ноги, щелчком отбросил сигарету и вытянул руки по швам. На его бульдожьей физиономии застыло выражение собачьей преданности. Барт что-то сказал ему по-итальянски, потом обернулся ко мне.

— Я полагаю, вряд ли ты что-либо поняла. Иностранные языки тебе всегда давались с трудом. Я сказал ему, что ты сейчас войдешь к этому кретину, чтобы оказать ему первую помощь и объяснить положение дел. Я вернусь через час и присоединюсь к тебе. Скажу ему пару слов, перед тем как избавиться от него.

— Зачем так долго ждать? Я смогу все объяснить ему...

— Он не уйдет отсюда, пока я не вернусь. Я возьму его мотоцикл.

— Почему?

— Потому, что ты изрядно испортила задние колеса «мерседеса», моя добрая девочка. Теперь их уже невозможно отремонтировать. Тебе придется дожидаться меня здесь, и постарайся убедить его.

* * *

Они оставили Дэвиду свет — ту самую яркую лампу, которую он использовал, чтобы просушить ткани. Мне показалось, свет был несколько тусклым, видимо, батарейки уже садились. Я увидела Дэвида, неподвижно лежащего на полу. Барт не преувеличивал, когда говорил, что им пришлось спеленать «этого ненормального». При виде этой неподвижной фигуры, не подававшей признаков жизни, у меня на мгновение замерло сердце. Когда я приблизилась, Дэвид осторожно открыл один глаз, внимательно обозрел меня, после чего его глаз снова обессилен но закрылся. Он мог что-то видеть только одним глазом, другой представлял из себя сплошной багровый кровоподтек, нижняя часть лица была перекошена.

Опустившись на колени, я принялась развязывать тугие узлы у него за спиной. Но сколько я ни пыталась, мне удалось разве что сломать ноготь.

Через некоторое время он заговорил.

— Ты пришла сюда позлорадствовать или разделить мое заточение? Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но мне необходимо прояснить для себя этот вопрос.