Лаки - Джеки Коллинз (1994)

– Куда ты денешься, – рявкнул Сантино. – Если хочешь сниматься в этом чертовом кино, пойдешь как миленькая. – Неуловимым движением руки он ухватился за лиф ее нового платья и рванул вниз. Серебристый материал треснул и порвался.

– Негодяй! – тихо проговорила она.

Он несильно ударил ее по лицу.

– Для начала, – сказал он спокойно. – Хочешь еще – продолжай в том же духе.

Он направился к двери, но на пороге задержался и оглянулся. На нее смотрели самые маленькие и злобные глазки, какие она когда-либо видела.

– Я хочу, чтобы ты прошла через соседнюю комнату, с голым задом, как ни в чем не бывало. Нальешь себе выпить и вернешься сюда. Ясно?

– А что ты захочешь от меня потом? Чтобы я переспала с ними? – сверкнула глазами Иден.

– Детка, если ты трахнешься с кем-нибудь, кроме меня, я тебя убью. – Он вышел вон.

Она прикусила нижнюю губу, пытаясь справиться с охватившей ее яростью. Что он о себе воображает?

Иден проскользнула в ванную и переступила через погубленное платье. В зеркале было видно, что рука Сантино оставила только слабый отпечаток на ее бледной коже. Она напудрилась, чтобы скрыть красноту. Затем наложила на лицо румяна, накрасила губы блестящей помадой и расчесала свои тонкие светлые волосы.

Сантино Боннатти хотел представления. Она устроит представление этому ублюдку.

Очень аккуратно она пощипала соски своих маленьких грудей, чтобы они встали и налились цветом. Затем сняла трусики и начесала золотой треугольник между ног. Потом взяла флакон детского крема и побрызгала на себя, пока ее тело не заблестело матовым цветом. Немного духов напоследок. Осталось только одеть серебряные босоножки на шпильках и тонкую серебряную цепочку на талию.

Сочтя себя готовой, Иден отступила на шаг и осмотрела творение своих рук. «Ты играешь роль, – сказала она себе. – Не бойся. Это работа. Не позволяй сукину сыну оскорбить тебя». С высокомерным достоинством она распахнула дверь в гостиную и шагнула вперед.

Сантино и его два кореша беседовали. Разговор вмиг замер, и они во все глаза уставились на нее.

Не обращая на них внимания, она прошествовала к бару.

Сантино снова заговорил, как будто ничего не произошло, но мысли его собеседников витали далеко от темы их разговора.

Иден хладнокровно налила бокал белого вина и бросила туда кубик льда. Затем так же хладнокровно вернулась к двери спальни, где задержалась на мгновение.

– Спокойной ночи, ребята, – проворковала она хрипловатым голосом.

Каков выход! Забавно, но она сама возбудилась. Ей понравилось устроенное ею бесплатное представление. Ишь, слюни распустили!

Эх, былбы здесь Ленни! Она была готова, ей хотелось и...

Сантино распахнул дверь. Он спешил, на ходу снимая брюки. Не говоря ни слова, он поставил ее на колени.

К Витосу подошел его менеджер и сообщил, что Олимпия Станислопулос удалилась в свой номер. Витос не слишком огорчился. Позади остался тяжелый день, и он не былготов к агрессивной требовательности Олимпии. Сияя улыбкой, он покинул праздничный зал. Несколько женщин попытались уйти с ним вместе – одна из тягот положения всемирного сексуального символа. Но Витос ухитрился отделаться от них, призвав на помощь свое очарование, такт и плохое понимание английского, которое, похоже, только усиливало его притягательность.

Оставшись наконец один, он позволил улыбке сойти с его лица. Наконец-то. Без нее он выглядел угрюмым мужчиной тридцати с лишним лет с меланхоличными глазами и слабым ртом.

Оставшись наконец один, он смог снять маленький пучок волос, прикрывавший небольшую лысину на затылке – предмет его серьезной озабоченности.

Оставшись наконец один, он разделся и со вздохом облегчения распустил живот и расслабил плечи.

Оставшись наконец один, он мог не думать о необходимости в очередной раз доказывать свою мужественность в постели.

Наконец-то сексуальный символ мог отдохнуть. Что он и сделал.