Лаки - Джеки Коллинз (1994)

Вон из-под душа, сильно растереться полотенцем, включить электробигуди, втереть в кожу крем для тела «Эсте Лаудер», подушиться духами «Эсте Лаудер». Нагая, она села перед зеркалом на туалетном столике, протерла лицо кремом, нанесла тон, тени, пудру, румяна, подвела глаза, брови, очертила губы, накрасила их, наложила блеск.

Вся процедура заняла пятнадцать минут, и результат говорил сам за себя.

Затем она высушила свои шелковистые волосы феном и накрутила их на бигуди.

Теперь ей осталось только решить, что надеть, а на это всегда уходило много времени. Рядом со спальней располагалась большая комната-гардероб, забитая одеждой. Иден прошлась взад и вперед вдоль вешалок, выбирая идеальный туалет – нечто такое, что устроит и Сантино, и Куинна (типичный гомик на вид), Витоса и, конечно, остальных посетителей «Чейзена». Подобрать ансамбль для ресторана – вопрос первостепенной важности.

Под окном ванной комнаты, скрытый густой растительностью, Зеко наконец кончил. Он практически перестал заниматься нормальным сексом. Онанировать, подглядывая за подружкой босса, оказалось гораздо слаще.

Он застегнул брюки и вернулся в дом, где взял номер «Автомеханика» и отправился читать на кухню.

Иден остановилась на облегающем черном платье с широким поясом на золотой застежке. Она натянула черные трусики, надела туфли на шпильках и шелковый бюстгальтер. Затем сняла бигуди и причесалась.

Она была полностью готова в пять минут восьмого и решила приехать к «Чейзену» пораньше – лучше всего, до появления Сантино. Даже пять-десять минут свободы много значили для нее.

Бугай Зеко читал на кухне. Странно, что он вообще, оказывается, умеет читать.

– Поехали, – нетерпеливо сказала она.

– Босс приказал трогаться в семь пятнадцать.

– А я говорю, поехали сейчас.

Она холодно уставилась на ненавистного типа, вызывая его на спор.

Он не стал спорить.

Сантино Боннатти жил в особняке в Бель Эйр за высоким забором с массивными воротами. Некогда резиденция звезды немого кино, теперь он служил домом возглавляемой Сантино ветви семьи Боннатти. Донателла, жена Сантино, была некрасивой, уродливо толстой женщиной. Восемнадцать лет назад молоденькой девушкой ее вывезли из Сицилии. Но сердце Донателлы осталось в маленькой деревушке.

У супругов имелось четверо детей в возрасте от семи до семнадцати лет: три девочки (все, к сожалению, жирные в мать) и один мальчик (точная копия отца). Мальчик, носивший имя Сантино-младший, был самым маленьким, и отец с матерью баловали его безмерно, соперничая друг с другом за право оказывать ему знаки внимания.

– Сантино! – Донателла встретила его в дверях особняка, заламывая руки. Ее выразительные глаза излучали страдание. – Сантино-младший заболела. Она имеет лихорадка. Она очень больная. – Донателла укоризненно посмотрела на мужа. – Где ты была? Я пытался звонить на твоя офис – никого. Где ты была?

Сантино едва не поскользнулся на гладком паркете, бросившись наверх, чтобы своими глазами посмотреть на своего «очень больная» сына. Донателла имела привычку драматизировать события.

– У меня была встреча, – объяснил он, хотя объяснений и не требовалось. Он мог поступать как хотел, и они оба это знали, лишь бы он посылал деньги ее родственникам, содержал ее и детей на привычном уровне и спал с ней раз в пару месяцев. Она не отличалась особой требовательностью, но ждала, чтобы он время от времени выполнял супружеский долг, а шесть раз в году – не так уж и много.

Она поковыляла за ним следом и стояла за его спиной, когда он распахнул дверь в спальню сына.

– Вот видишь! – воскликнула она триумфально.

Сантино-младший лежал посреди кровати в пижаме. На лице его играл нездоровый румянец. По широкоэкранному телевизору шел фильм с Чарльзом Бронсоном, и в комнате стояла невообразимая духота.

– Сынок! – воскликнул Сантино, подбегая к его кровати и кладя липкую руку на лоб мальчика.