– Надо же! – Я пожала плечами, силясь скрыть за этим пожиманием свою радость по поводу личных заморочек Шаманаева. – А кажется таким успешным…

– В бизнесе-то он успешный, ничего не скажешь, а вот… – Анжела понизила голос, – в личной жизни… у него полное безобразие…

– Странно, такой… красивый мужчина… – решилась сказать я.

– Да кому эта его красота нужна, когда он нудный, как… как я не знаю что! Да от него же просто тошнит!

Я силилась понять, зачем Анжела так нелицеприятно отзывается о Шаманаеве, когда я без году один день в фирме. Как-то это не… корпоративно. Может, на самом деле она влюблена в него и таким образом пытается внушить мне неприязнь к боссу? Или специально задерживает меня в коридоре, чтобы трудолюбивые сотрудники, почувствовав во мне сачка, настучали Лешке и он с позором выгнал бы меня из своего «Шамаила»? Я как раз раздумывала над третьей возможной причиной Анжелкиной откровенности, как все разъяснилось само собой.

– А вы откуда Горыныча… то есть Егора Евгеньевича Воронцова… знаете? – спросила она. – Он вам кто?

Вот оно что! Горыныч! Егор Евгеньевич Воронцов! Не зря она так радостно с ним обнималась! Откровенность, значит, за откровенность? Неужели такой современной красотке, у которой все при всем и работа не пыльная, нравится обыкновенный, ничем не примечательный мужчина, да еще и старше ее лет на пятнадцать?

– Егор Евгеньич… он друг… моего… мужа, частый гость в нашем доме. Я настолько хорошо его знаю, что очень удивилась всеобщему восторгу при его появлении, – вдохновенно соврала я.

– Ой, ну что вы! Егор Евгеньич… он такой… Его все любят! А женщины вообще… практически все сразу вешаются ему на шею!

– А он? – осторожно спросила я.

– А он? Ой, будто не знаете! Он со всеми… Таких вроде бы называют бабниками… Но он не бабник! – Анжелка помахала перед моим носом длинным пальцем со свежеподпиленным ногтем. – Женщины сами! Вот вы еще увидите! Дашка, например, хотя и жена Павлика Дроздецкого, но… В общем, я Пашке не завидую!

– А Ирма?

– А Ирма – вообще темная лошадка. Да-да! Он ей наверняка тоже нравился, но разве она скажет… Еще бы – корона же свалится! Хотя… может, и сам Егор Евгеньич в чем-нибудь дал маху. С ней мужичью непросто. А вот вы… Раз вы говорите, что Горыныч друг ва…

– Кстати, почему вы его так называете? – перебила я Анжелку.

– Ну… во-первых, это естественное образование от имени, а во-вторых, когда он злится – вылитый Змей Горыныч!

– Он умеет злиться?

– Еще как! При этом действительно кажется, что дым из ноздрей валит. Но это бывает редко. Уж так разозлить надо, уж так… – секретарша, удостоверившись, что я удовлетворилась ее ответом, вернулась к прерванному мной вопросу: – Если Егор Евгеньич бывает у вас в доме, то вы, наверное, знаете… – Она нервно облизнула бежевые, в тон костюма и мебели губки. – Он не женился, случайно, за эти три года?

Ничего себе, как тут все серьезно! Не случайно все-таки этот Горыныч показался мне после первой встречи сильно обаятельным. Я решила ответить неопределенно, потому что семейное положение Воронцова еще являлось для меня тайной.

– Официально… нет… но…

– Ясно, – горько вздохнула Анжела. – Конечно, с кем-нибудь живет. Мужчины без этого не могут. Только женщины способны ждать годы…

Про годы двадцатилетняя (с небольшим хвостиком) секретарша сказала таким умудренным и уставшим голосом, будто ждала Горыныча, как Пенелопа Одиссея, десятилетиями и сильно при этом постарела.

– А вы ее видели? – опять спросила она.

– Кого? – не поняла я.

– Ну, ту, с кем он живет… Он ведь наверняка приводил свою женщину к вам в гости!

– А-а-а-а… Ну, да… приводил… Только все больше разных…

– О, тогда хорошо! – обрадовалась Анжелка. – Если разных, то это ведь все несерьезно, правда?

– Скорее всего…