Заложники - Энн Пэтчетт (2004)

Гэн представил ее себе в горах, где всегда холодно по ночам, как она сидит у огня с раскрасневшимся от тепла лицом, прядь темных волос падает ей прямо на глаза – прямо как теперь. У нее в руках блокнот и простой карандаш. Мысленно он встал рядом с ней, начал хвалить ровные линии ее букв «т» и «н», изысканный изгиб ее «р». С улицы он мог слышать щебетание птиц, которые возвращались в гнезда перед наступлением темноты. Когда-то он принимал ее за мальчишку, и это воспоминание повергло его в ужас.

– Мы заново пройдем все буквы, – сказал он. – Мы с них начнем.

– Что, я тут одна обязана работать? – прокричала Беатрис.

– Когда? – одними губами спросила Кармен.

– Сегодня ночью, – тоже губами ответил Гэн. Он хотел того, во что сам с трудом верил. Он хотел сжать ее в объятиях. Хотел поцеловать ее в волосы. Прикоснуться кончиками пальцев к ее губам. Он хотел шептать ей в ухо слова по-японски. Может быть, если бы у них было время, он бы начал учить ее и японскому языку.

– Сегодня ночью в кладовке с фарфоровой посудой, – сказала она. – Давай начнем сегодня ночью.

7

Священник был прав относительно погоды, хотя перелом наступил несколько позже, чем он предсказывал. К середине ноября гаруа прекратилась. Ее не унесло ветром. Она не уменьшилась. Она просто кончилась, так что в один прекрасный день все предметы приобрели насыщенные цвета, как бывает с упавшей в воду книгой, а воздух стал свежим, прозрачным и необыкновенно голубым. Господину Осокаве это напомнило сезон цветения вишни в Киото, а Роксане Косс – октябрь на озере Мичиган. Ранним утром, еще до начала репетиции, они стояли вместе у окна. Он указал ей на пару желтых птичек, ярких, как хризантемы, сидящих на веточке ранее невидимого для них дерева. Некоторое время птички хлопотливо долбили клювами мягкую кору, а затем улетели, сперва одна, потом другая, скрылись за стеной. Один за другим все заложники, а потом и их тюремщики тоже подходили к окнам, смотрели, отходили и подходили снова. Такое количество людей прижималось к стеклам ладонями и носами, что вице-президент Рубен Иглесиас вынужден был взять в руки тряпку и бутылку с аммонием и протереть все стекла.

– Посмотрите в сад, – сказал он, не обращаясь ни к кому в особенности, – сорняки так вымахали, что закрывают цветы.

Можно было ожидать, что при таком количестве влаги и полном отсутствии солнца рост растений замедлится, но на самом деле все было наоборот. Сорняки вокруг как будто чувствовали близкое дыхание джунглей и с жадностью расправляли свои листья, распространяли свои корни, пытаясь вернуть вице-президентский сад в первозданное состояние. Они впитывали каждую каплю влаги. Сезон дождей шел им только на пользу. Если предоставить их самим себе, то они спокойно задушат в своих объятиях весь дом и разрушат стену. Когда-то этот сад был частью обширного виноградника, тянувшегося до песчаных океанических пляжей. Единственным, что спасало дом от полного удушения его растительностью, был труд садовника, который выдергивал и сжигал все, что считал бесполезным, а оставшиеся лозы тщательно обрезал и прищипывал. Но садовник сейчас находился в бессрочном отпуске.

Солнце взошло около часа тому назад. В это время суток некоторые растения могут вымахать сразу на полсантиметра.

– Надо что-то делать с садом, – вздохнул Рубен, у которого на самом деле не было времени даже на то, чтобы выполнить необходимую работу по дому. Да и вряд ли ему позволят выйти в сад. И уж тем более взять в руки садовые инструменты: секаторы, культиваторы, лопаты, тяпки и все прочее. Все, что хранилось в сарае, наверняка представлялось террористам смертельным оружием.