Заложники - Энн Пэтчетт (2004)

В первые месяцы своего заключения он крепко спал все ночи напролет, но теперь он научился засыпать, когда нужно, и просыпаться в кромешной тьме без помощи будильника. Очень часто он, проснувшись, отмечал, что Гэна уже нет на месте. Тогда он вставал и тоже уходил, спокойно и бесшумно, не вызывая ни у кого ни малейших подозрений, а даже если бы кто-нибудь его увидел, то наверняка подумал бы, что он направляется в туалет или выпить стакан воды. Он перешагивал через своих товарищей и шел через кухню к черной лестнице. Однажды он увидел под дверью посудной кладовки свет, и ему показалось, что там кто-то шепчется, но он не стал задерживаться и выяснять, в чем дело. Это его не касалось, не препятствовало его намерению оставаться невидимым. Он скользил вверх по черной лестнице. Никогда еще он не чувствовал себя в своей шкуре так уютно. Однажды ему пришло в голову, что он никогда еще не был столь живым и вместе с тем столь бесплотным, похожим на привидение. Как было бы замечательно, если бы он мог карабкаться по этой лестнице до скончания века, всегда оставаясь любовником, спешащим на свидание к своей возлюбленной. Он был невыразимо счастлив, и каждый шаг по лестнице делал его еще счастливее. Ему хотелось остановить время. Но и абсолютно переполненный своей любовью, он не мог полностью избавиться от мысли, что на самом деле каждую ночь, проведенную вместе, им следует рассматривать как чудо – по тысяче разных причин, самая главная из которых заключалась в том, что когда-нибудь это закончится. Закончится для них. Он старался не давать воли мечтам: он получит развод; будет следовать за своей любовью из одного города в другой, будет сидеть на первом ряду в каждом оперном театре, где она выступает. Он был бы счастлив сделать это, бросить все к ее ногам. Но вместе с тем он прекрасно понимал, что сейчас все они находятся в экстраординарных обстоятельствах и что если ему когда-нибудь суждено вернуться к прежней жизни, то там все наверняка будет по-другому.

Как правило, когда он открывал дверь в ее комнату, в его глазах стояли слезы. И он был благодарен темноте за то, что она их скрывала. Он не хотел, чтобы Роксана видела, что с ним происходит что-то неладное. Она подходила к нему, он зарывался заплаканным лицом в ее пахнущие лимоном волосы. Он был влюблен и никогда еще в своей жизни не испытывал к другому человеку такой нежности. И никогда не получал такой нежности взамен. Может быть, частной жизни и не суждено длиться вечно. Может быть, она достается всем понемножку, а потом оставшиеся дни люди проводят в воспоминаниях.

В посудной кладовке Кармен и Гэн приняли решение: два часа они неукоснительно тратят на учение и только потом занимаются любовью. Кармен по-прежнему относилась с полной серьезностью к своим занятиям и демонстрировала необычайные успехи. Запинаясь и хромая, но она могла уже прочесть целый абзац, не прибегая к помощи Гэна. Она с головой погрузилась в изучение английского и уже знала с десяток глаголов во всех формах и около сотни существительных и других частей речи. Кроме того, она не оставляла надежд взяться за японский, чтобы разговаривать с Гэном на его родном языке, когда все это закончится и они по ночам будут спать в одной постели. Гэн точно так же был тверд в своем намерении продолжать уроки. Просто безрассудно зайти так далеко и в одночасье бросить все только из-за того, что у них любовь. А что такое, собственно, любовь? Желать самого лучшего для предмета своей любви, помогать друг другу добиться успехов в жизни. Нет, они ни за что не откажутся от двух часов занятий, и не имеет значения, чем они хотят заниматься на самом деле. Сперва занятия, а потом сколько угодно свободного времени на то, что им нравится. Кармен стащила с кухни таймер для варки яиц. Работа прежде всего.