Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

К тому же ее обвиняли в любовной связи с Золотой Бородой, а она, вместо того, чтобы скрыть свой позор я поменьше высовываться в подобных обстоятельствах, продолжала ходить с гордо поднятой головой, что по их меркам считалось невероятной наглостью. Впрочем, она давно знала — как бы она ни поступила, в их глазах ее поведение всегда будет вызывающим.

Пока «Радуга» бросала якорь на рейде, Анжелика поднесла к глазам бинокль и направила его на берег. И сразу, в первых рядах встречающих, она увидела тех, кого называли когда-то первыми дамами Ла-Рошели. Они держались обособленно, их можно было узнать по темным платьям и ослепительно белым чепцам. Теперь они стали первыми дамами Голдсборо, и остальные обитатели поселка, гораздо более многочисленные, на их фоне казались жалкой мелюзгой.

Анжелика любила их за все, что им довелось пережить вместе; ей хотелось понравиться им, получить их одобрение, но она знала, что в их глазах всегда будет заслуживать упрека. Хотя в Ла-Рошели она предстала перед ними в облике скромной служанки и лишь позднее обрела свое истинное обличье высокородной дамы, это не меняет дела, охотно объясняла властная госпожа Маниголь. Была ли Анжелика служанкой Габриеля Берна или женой пирата, которому они обязаны своим спасением и водворением в Новом Свете, она всегда оставалась властной, дерзкой и высокомерной и никогда не видела в них, гугенотах из Ла-Рошели, людей серьезных, способных самим решать свою судьбу.

Но так же хорошо знала Анжелика, что после нескольких дней ожесточенных споров, они все придут к выводу, что ее все равно не изменишь и не исправишь. В который раз они признают, что ум ее резко отличен от их ума, и трения и непонимание между ними неизбежны, тем более что женщина она своенравная, вызывающе независимая, и это не может их не беспокоить.

Однако, несмотря на все рассуждения, женщины придут к выводу, что все они очень любят ее, госпожу Анжелику из Ла-Рошели или из Голдсборо, любят такой, какая она есть, и, честно говоря, не хотели бы видеть ее другой. И все они очень рады приветствовать ее у себя.

Первая встреча всегда бывала трудной. Вот и сейчас: напрасно она причинила себе и всем окружающим столько хлопот, стараясь обставить свой приезд как можно скромнее и незаметнее. Она сразу же почувствовала, что ее прибытие нарушило их размеренное существование. В конечном счете, она начинала понимать, что ничего не может изменить, и вряд ли когда-нибудь станет по-иному. Сама того не желая, она, несмотря на множество ссор, заняла в их суровых сердцах, не склонных к снисходительности и не поддающихся соблазнам, такое важное место, на котором ее никто не мог заменить.

«Чем я провинилась перед небом, что те, кого я люблю и кто отвечает мне взаимностью, чаще всего доставляют мне множество неприятностей и хлопот? нередко думала Анжелика. — Мужчины бьются из-за меня на поединках, а женщины мгновенно оскорбляются, если я не уделяю каждой из них особого внимания…»

Все, исключая мудрую и кроткую Абигаль, тут же задирали свои унылые носы и поджимали губы, пряча невысказанный упрек, и Анжелике приходилось смиряться, ибо она так и не научилась определять, в чем же ее хотят упрекнуть; и сегодня она была уверена, что, как всегда, доставит им тысячу поводов для недовольства.

Ее предчувствия полностью оправдались.

Дамы сразу же принялись перемывать косточки Рут и Номи. Обе англичанки тотчас же вызвали их недовольство, ибо всем показалось, что они заняли привилегированное место в сердце Анжелики. По той же причине дамы были необычайно любезны с ирландской акушеркой и ее дочерьми, которые держались в стороне от Анжелики.