Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова (2005)

— Сегодня мне снился сон. Даже немного обидно — шестой раз в жизни вижу сон, и шестой раз подряд в нем участвуют почти одни и те же лица, только с небольшими вариациями.

— Ты его записала? — серьезно спросила Татьяна.

— Естественно. Если будет нужно, тетрадка лежит в баре, на прежнем месте.

— Что на сей раз?

— Мне снится, что я иду по абсолютно пустому городу, — сказала Нита и выпустила голубоватое колечко дыма — она все обещала научить внучку пускать кольца, но Тото никак не давалась сия сложная наука. — А навстречу мне молодая цыганка ослепительной красоты. Я ее не видела больше полувека, но сразу узнала.

— В юбке цвета луковой шелухи? — переспросила Татьяна.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Антонина Владимировна. — Капитолина рассказала?

— Нет, при чем тут тетя Капа?

— Да она у меня эту цыганку как бы позаимствовала и тоже стала видеть ее в особо важных случаях, — пояснила Нита. — Впрочем, Капа всегда видела яркие цветные сны и всегда их запоминала, а я — никогда. За исключением тех пяти случаев. Первый к смерти отца; второй к смерти матери; третий к войне; четвертый и пятый к гибели твоих родителей. И вот сегодня.

Антонина Владимировна замолчала, глядя в даль слезящимися, выцветшими глазами. Когда-то давно, в молодости, они были у нее синими, как звездчатые сапфиры, но с тех пор утекло много воды.

— Ба! — серьезно попросила внучка, нарушая затянувшееся молчание. — Однажды нам придется объясниться. Почему бы не сделать этого теперь же?

— По какому поводу объясниться?

— Я имею право знать хоть что-то про твой четвертый сон? — спросила Тото, и стало ясно, что она не в первый и не во второй раз в жизни поднимает этот вопрос.

— А сегодняшний тебя не интересует? — хмыкнула Нита.

— Очень интересует. Я знаю цену твоим снам. Но эта привычка все скрывать — она меня угнетает. Все не тридцать седьмой на дворе. Ты же сама учила, что нехватка информации приводит к искажению действительности. К ошибкам. К гибели. К краху.

— Говорила. Если бы ты точно так же помнила, куда кладешь счета за телефон… — заворчала бабушка недовольно.

— Нечестно. Я покажу вам какую-нибудь карточку, желтую или розовую, или не дам коньяка.

— Тоже мне подумаешь, агицын паровоз — этот ваш четвертый сон! — воскликнула Нита. — Сон как сон! Вещий более-менее. Сбылся, все минуло и быльем поросло. Что о нем говорить?

— Я должна знать, что там у вас произошло больше полувека назад.

— Какое это сейчас имеет значение? — Она потерла великолепный свой лоб изящной рукой, словно отгоняла наваждение; и камень сверкнул огнями в свете лампы. — Он приснился мне за три дня до того, как все случилось, — начала она внезапно, сухим и отстраненным голосом. — Я шла по пустому городу, Голубому городу, в который я попадаю каждый свой сон. Я шла по изогнутому мостику с резными перилами, над рекой, закованной в каменные стены, и под мостом кружили огромные красно-золотые карпы. Навстречу мне — цыганка… Вот эта самая — красавица в золотисто-рыжей юбке. Я еще до сих пор помню, как звенели ее украшения. Три тяжелых золотых браслета на левой руке. — Тут Татьяна уставилась на бабушку огромными блестящими глазами, но та изумления внучки не заметила, погрузившись в воспоминания. — И она сказала мне: Нита, слушай, три дня спустя Влад придет с юга. А я хотела спросить: как с юга, ведь там уже немцы?

— В каком году это было? — тихо, чтобы не спугнуть рассказчицу, не сбить ее с мысли, спросила Тото.

— В сорок первом.

Нита налила себе ударную дозу коньяка и выпила легко, не морщась, как колодезную воду. Закурила новую сигарету.