Когда умирают боги - Кэндис Проктор (2009)

Он оказался так близко, что Себастьян разглядел поры на его лице, испарину на лбу, вновь почувствовал запах джина, которым пропитался сюртук из грубой шерсти. Громила булькнул, из его рта хлынула кровь со слюной, глаза закатились. Выдернув лезвие, Себастьян быстро развернулся к нападавшему с дубиной.

Оказалось, недостаточно быстро. Удар, нацеленный в затылок Себастьяна, пришелся на плечо. Нестерпимая боль пронзила ключицу, перешла в левую руку. Себастьян рухнул на одно колено, застонал сквозь стиснутые зубы. Над ним замаячила тень. Увернувшись, Себастьян заметил перекошенную от гнева физиономию, оскал желтых кривых зубов: громила решительно занес дубину, чтобы снова нанести удар.

Себастьян ударил кинжалом прямо в живот противника.

Тот закричал, потом закричал снова, когда Себастьян попытался выдернуть лезвие, но оно застряло. Вокруг поднялся шум. Он услышал топот бегущих ног, когда с другого конца улицы к ним ринулась троица.

Бросив кинжал, Себастьян вскочил. Выход из переулка был совсем рядом, очерченный тенями каменных стен. Он сделал шаг, второй, но тут в узком проходе между домов прогремел пистолетный выстрел и разнесся эхом по всему переулку. Он увидел желто-белую вспышку горящего пороха, почувствовал острый запах серы.

Огонь проложил обжигающую борозду по его виску.

ГЛАВА 29

Себастьян спотыкался, но продолжал бежать.

Ему удалось выскочить из переулка на Гилтспер-стрит. Шляпу он где-то потерял. По лицу текла кровь, влажный ночной воздух только усиливал ее острый запах. Красное пятно растеклось по пальто и жилетке, но только это была не его кровь.

Прохожие оборачивались на него. Женщины, бледнея, шарахались в стороны, испуганно глядя на него вытаращенными глазами. Он понимал, что они, должно быть, слышали пистолетный выстрел, но никто не шагнул к нему, чтобы помочь. Здесь он был чужаком. В отличие от его преследователей.

Теплая струйка крови залила глаза. Его качнуло в сторону с узкого тротуара. Откуда-то из темноты вырвались лошадиные головы с раздувающимися ноздрями. Себастьян услышал свист кнута, окрик, позвякивание упряжи и едва успел отскочить, чтобы не угодить под копыта, когда мимо по дороге промчался огромный пивной фургон, грохоча подбитыми железом колесами.

Фургон, выкрашенный красной и зеленой краской, возвышался над Себастьяном фута на три, если не больше. Звонкий топот ног, бегущих по мощенному плиткой тротуару, раздавался все ближе. Не оглядываясь, Себастьян прыгнул на задний откидной борт фургона, стараясь ухватиться за него обеими руками. Но оказалось, что удар дубинкой все-таки вывел из строя его плечо. Левая рука соскользнула с шершавой доски и безжизненно повисла. Но правая рука нашла опору и вцепилась в нее, приняв на себя всю тяжесть тела.

За спиной раздался хриплый крик:

— Вот он! Держи его!

Заскрежетав зубами и болтаясь в воздухе, Себастьян изо всех сил старался подтянуться на одной руке. Но, стоило ему перенести локоть через борт, как один из громил, подпрыгнув, схватил Себастьяна за ноги.

Виконт почувствовал, что его стаскивают вниз прямо на мелькающую перед глазами дорогу. Развернувшись, он успел заметить, несмотря на боль, грубую физиономию с толстыми прямыми бровями и тонким носом. Оскалившись, громила прорычал:

— Попался, сукин сын.

Выдернув одну ногу, Себастьян поджал ее и с силой ударил сапогом прямо в ненавистную физиономию. Под каблуком захрустели кости и хрящи, брызнула кровь; противник был отброшен назад.

Еще секунду он яростно цеплялся за вторую ногу Себастьяна, но тут с нее соскользнул сапог, и громила, стукнувшись о землю, полетел в канаву, по-прежнему сжимая в руке, как трофей, грубый деревенский сапог секретаря сквайра Лоренса.

— Однажды, — приговаривала Кэт Болейн, прикладывая к его виску тряпочку, смоченную в соке лещины, — кто-нибудь стрельнет в тебя и уже не промахнется.