Грязные игры - Сандра Браун (2009)

— Мое мнение изменилось после того, как ты принес смазку.

— Шутишь.

— Нет.

— Я не хотел снова причинить тебе боль.

— Да, и очень расстроился, когда обнаружил, что я ею не воспользовалась.

— Ага, но по-настоящему меня разозлило другое — что ты думала, что мне все равно, больно тебе или нет.

— Ты это сказал. И твое раздражение изменило мое мнение о тебе. Ты беспокоился больше, чем хотел показать. Я увидела, что ты не такой испорченный, каким тебя считают. И каким ты себя считаешь.

— Не надо меня приукрашивать, Лаура. Ты была женой другого мужчины, но я начал думать о тебе. Я не признавался в этом даже самому себе. Но я думал о нас. Это была его идея, и каждый раз мы встречались потому, что он на этом настаивал. Но после того дня, когда ты испытала оргазм, я перестал себя обманывать.

— И я тоже, — тихим голосом призналась она. — Я понимала, как опасно еще раз встречаться с тобой. Поэтому я сказала Фостеру, что отказываюсь. Но все равно пришла. И несмотря на все, что случилось, я не жалею о том, что сделала.

Он наклонился, чтобы сделать признание, сказать слова, которые он еще никогда не говорил другому человеческому существу. Но момент был неподходящий. Неправильный.

Вместо слов он взял ее ладонь и положил себе на грудь, прижав к сердцу. Она не знала, не могла знать, как много значит этот жест для него, всегда избегавшего прикосновений.

— Мне всегда было интересно…

— Что?

— Неважно, — она смущенно покачала головой.

— И все-таки?

— Что ты использовал.

— Использовал?

— Чтобы… ну, ты понимаешь. Пока я была в спальне, ждала тебя. Мне всегда хотелось знать, что ты использовал, чтобы возбудить себя.

— А, — он тихо засмеялся. — Я использовал тебя.

— Меня?

— Когда мы пришли туда первый раз, на тебе был тонкий розовый топик под тем дурацким костюмом.

— Прошу прощения.

— Ты надела деловой костюм, который демонстрировал твое желание казаться серьезной. Ты хотела выглядеть коллегой по работе, а не женщиной. Но это не сработало, потому что для меня ты все равно была женщиной, с которой мне хотелось заняться любовью. Особенно топик. Примерно такого же цвета, как этот халат.

— Я помню.

— И поэтому для того, чтобы возбудиться, я думал о твоей груди под топиком, нежной и теплой. Представлял, как мои ладони забираются под ткань и касаются твоей груди. И это срабатывало.

— Всего лишь?

— Ну, может, пару раз я представлял, как трогаю языком твой сосок, — улыбнулся он, не испытывая никакого раскаяния. — А после того раза я просто думал о тебе, как ты лежишь, такая строгая выше пояса и голая внизу, и ждешь меня. Всегда срабатывало. Конечно, в последний раз все было по-другому.

— Да.

Он коснулся ее губ тыльной стороной пальцев.

— Труднее всего мне было позволить тебе уйти и вернуться к нему.

— Мне кажется, он догадался, что в тот день что-то произошло. Что-то, что потрясло меня. Когда я вечером вернулась домой, он странно себя вел. Я была не в своей тарелке, и он это понимал. Почти что дразнил меня.

Немного отодвинувшись, она легла на спину, и ее взгляд уперся в потолок.

— Я начала понимать, что все это ты, ребенок, все остальное — это наказание, которое придумал для меня Фостер за то, что я была за рулем в тот день, когда он пострадал.

— Как он мог обвинять тебя? Это был несчастный случай.

— Все так, Грифф. Но он не верил в случайности. Ты должен понять, что у него был навязчивый невроз. Он все делал в определенной последовательности и определенным образом. Никаких отклонений. Он был убежден, что любое изменение порядка вещей ведет к катастрофе.