Ночная тень - Нора Робертс (2011)

— Меня сегодня будут допрашивать, мисс О'Рурк? — Марджори ерзала на своем месте и ничего не ела. Хотя ее синяки за несколько недель поблекли, челюсть до сих пор болела. — Может быть, достаточно того, что сказали доктора, Сюзанна и все остальные, и мне не придется свидетельствовать?

— Марджори! — Дебора положила ладонь на холодную как лед дрожащую руку девушки. — Они выслушают докторов, посмотрят фотографии. Они поверят, что вас и Сюзанну избили. Но именно вы, только вы вдвоем, сможете их убедить, что это сделал Слейгерман, что он не симпатичный молодой бизнесмен, которым хочет казаться. Без вашей помощи он выйдет сухим из воды и снова продолжит избивать девушек!

Сюзанна прикусила губу.

— Джимми говорит, что он вывернется в любом случае. Зато все люди будут знать, что мы шлюхи, хотя вы помогли нам найти постоянную работу. Он сказал, что, когда все закончится, он нас найдет и нам не поздоровится.

— Когда он это сказал?

— Он звонил вчера вечером. — Глаза у Марджори наполнились слезами. — Выяснил, где мы живем, и позвонил. Сказал, что у нас будут большие неприятности. — Она вытерла слезу ладонью. — Сказал, что мы еще пожалеем, что заварили всю эту кашу. Я не хочу, чтобы он снова навредил мне.

— Он не навредит! Но я не смогу вам помочь, если вы не поможете мне. Если вы мне не поверите.

В течение следующего часа она говорила, утешала, запугивала, умасливала и обещала. В два часа обе испуганные женщины вернулись в суд.

— Штат вызывает Марджори Ловиц, — объявила Дебора, бросив холодный взгляд на Слейгермана.

Гейдж проскользнул в зал суда как раз тогда, когда она вызывала первого свидетеля для дневного допроса. Ему пришлось отложить две встречи, чтобы быть здесь. Потребность видеть ее была гораздо сильнее потребности выслушивать квартальные отчеты. И как признавал Гейдж, сильнее любой потребности, которую он когда-либо испытывал.

Три дня он держал дистанцию. Три долгих дня.

«Жизнь часто напоминает партию в шахматы, — думал он. — И ты обдумываешь следующий ход ровно столько, сколько нужно». Он предпочел сесть в заднем ряду и, откинувшись на сиденье, принялся наблюдать за ее работой.

— Сколько вам лет, Марджори?

— Двадцать один.

— Вы всегда жили в Урбане?

— Нет, я выросла в Пенсильвании.

Несколькими небрежными вопросами она помогла Марджори обрисовать свою семью, бедность, несчастья, жестокое обращение родителей.

— Когда вы приехали в город?

— Года четыре назад.

— То есть когда вам было семнадцать. Почему вы переехали?

— Я хотела стать актрисой. Это звучит очень глупо, но я играла в школьных спектаклях. Мне казалось, это будет легко.

— И было легко?

— Нет. Нет, было трудно. По-настоящему трудно. Знаете, я даже долгое время не шла на прослушивание. И у меня кончились деньги. Я нашла работу официантки на неполный рабочий день, но этих денег было недостаточно. Мне даже отключили отопление и свет.

— Вы когда-нибудь подумывали о том, чтобы вернуться домой?

— Я не могла. Мама сказала, что, если я уйду, она меня больше на порог не пустит! Мне кажется, что у меня бы все получилось, если бы мне просто представился шанс.

— И он представился?

— Мне казалось, да. Этот парень пришел в гриль-бар, где я работала. Мы подружились, часто беседовали. Я сказала ему, что я актриса. Он ответил, что понял это сразу, взглянув на меня, и удивился, что я, такая хорошенькая и талантливая, делаю в этой дыре. Сказал, что знаком со множеством полезных людей и что, если я соглашусь работать у него, он меня представит. Оставил мне визитную карточку и все такое…

— Присутствует ли человек, которого вы встретили в тот вечер, в зале суда, Марджори?

— Конечно, это был Джимми. — Она мельком глянула на свои судорожно сжатые пальцы. — Джимми Слейгерман.

— Вы стали работать у него?