Самая опасная игра - Мэри Уибберли (2000)

— Нам удалось разыскать внука, который зашифровал признания Йозефа фон Штафеля, и вот, когда мы втроем возвращались на автобусе в Сан-Маркос, мы попали в засаду…

Пока отец говорил, Кэтрин наблюдала за Девлином, который сидел за столом напротив нее. Он напряженно слушал рассказ Джона, словно впервые. Кэтрин была благодарна ему за ту деликатность, с которой он относился к здоровью отца.

Ведь это Девлину, действовавшему очень ненавязчиво, удалось вернуть Джону память и избавить от жутких кошмарных снов. Да, они с отцом в большом долгу перед ним, но через день-два Девлин уйдет из ее жизни. И это неизбежно… Кэтрин почти невыносимо было слушать рассказ отца о предательстве и лжи. Она сидела очень тихо, но вместе со словами отца в ее воображении всплывали страшные картины.

Немцы и два бразильца, устроившие засаду и напавшие на автобус, упоминали Гардиста, и Джон решил, что это чье-то имя. Когда террористы затолкали его в горящий автобус, Джон потерял сознание, но потом очнулся и стал отчаянно бороться за свою жизнь. Инстинкт самосохранения помог ему не кричать от боли и подсказал, что надо притвориться мертвым. Когда убийцы уходили, он услышал последние слова одного из немцев: «Гардист будет доволен».

— Я очнулся на постели, в темной комнате, — продолжил свой рассказ Джон. — Рядом сидел мужчина и молился. Сначала я подумал, что брежу, что умер и попал на небеса, но на ирландские небеса, потому что мужчина молился не по-немецки, не по-португальски, а по-английски и с явным ирландским акцентом! — Джон рассмеялся. — Но потом я осознал, что забинтован с головы до ног и что не могу быть мертвым, потому что испытываю жуткую боль. — Он глубоко вздохнул. — И этот момент был началом моего возвращения к жизни… физического, но не умственного. Священника звали Патрик О'Доннелл, он меня и спас. Трое местных жителей, работавших в миссии, в которой я находился, нашли в лесу тела. Они и меня посчитали мертвым, но я пошевелился, и тогда они перенесли меня в миссию… вместе с тростью… Я прижимал ее к себе. Патрик рассказывал, что, опоздай они хоть на час, я бы умер. Очень уж сильные были ожоги. Так что этим местным жителям и священнику я обязан жизнью. Теперь я перед ними в неоплатном долгу…

Девлин выключил диктофон и жестом показал Джону, что надо сменить кассету.

— Может, дальше я продолжу? — предложил он.

— Нет, Девлин, я себя хорошо чувствую. В течение следующих нескольких недель, пока заживали мои раны, у меня было время подумать, и многое удалось вспомнить. Слово «Гардист», которое я считал именем, это на самом деле немецкое слово «гвардеец». Еще немцы употребляли в разговоре слово «оберст», оно обозначает «полковник». Сэм был полковником гвардии и очень гордился этим фактом. И когда я впервые связал все это воедино, в памяти стали всплывать и другие детали. Я понял, что мне надо попасть во Францию, встретиться с Жюлем, выудить дополнительные факты из тех зашифрованных писем, которые я отправлял ему. Ведь Жюль как-то упоминал в разговоре, что Сэм, похоже, не тот человек, за которого себя выдает.

Джон замолчал, чтобы выпить еще воды. Все внимательно слушали его.

— Понимаете, теперь мы с Девлином знаем, что среди сокровищ, которые Йозеф фон Штафель вывез в Бразилию после войны, был комплект ювелирных украшений, известный как «Санкт-Петербургский огонь», — ожерелье, браслет, серьги и кольцо из чистейших изумрудов и золота, когда-то он принадлежал русской императрице Екатерине Великой. После революции какой-то белогвардеец вывез эти драгоценности в Париж, а потом их след надолго затерялся. Сэм как-то рассказывал мне эту историю. Стоимость их просто огромна… Говорят, один только взгляд на эти драгоценности может навсегда изменить жизнь человека. Думаю, Сэм каким-то образом пронюхал о местонахождении драгоценностей, но ему требовались подтверждения. Уверен, это по приказу Сэма за нами следили в Бразилии, потом устроили засаду… Когда мы приедем в Лондон, то установим истину…