Знак Ворона - Дмитрий Вересов (2003)

“Гелентваген” несся по Рублевско-Успенскому шоссе, и гаишники на постах, все в погонах не ниже майора, завидев номерной знак вице-премьера правительства, вытягивались в струнку.

Перед зелеными высоченными воротами шофер пару раз мигнул фарами дальнего света, и вот машина уже въехала на территорию дачки…

Ничего себе дачка, присвистнул много повидавший в своей жизни Леонид. Вышедший откуда-то сбоку начальник охраны попросил было у Леонида документы, но с высокого крыльца красивой веранды уже махал рукой сам хозяин.

— Это мой дорогой гость Леонид! Добро пожаловать в Рублево!

Леонида слегка озадачил предложенный Барковским тон общения. Они почти по-братски, как старинные друзья, обнялись… Впрочем, подумал Леонид, теперь все бандиты в Москве так здороваются.

Вышла на крыльцо и дочка Вадима от первого брака, с которой Леня тоже познакомился в Калифорнии.

Запросто так в свои пятнадцать лет подает руку и говорит: “Привет, Леонид, как поживаешь?”

Втроем они обошли часть территории, поговорили ни о чем, о погоде, о природе, вспомнили какой-то смешной случай из калифорнийского своего вояжа, Анна, дочка Барковского, рассказала заумный молодежно-тусовочный анекдот про наркомана…

Леонид не понял, но из вежливости хохотнул.

Потом сели ужинать. Стол был накрыт на веранде. На троих. Прислуживали два официанта.

На закуску подавали норвежскую семгу, икру и овощные салаты. На горячее были стерляжья уха и судак под сложным соусом с грибами. Вина не подавали. Тонкий аналитический Ленечкин ум подсказал ему, что это из воспитательных соображений. “Неужто в пятнадцать лет у нее уже проблемы?” — внутренне изумился Леонид, скашивая глаз на Аню Барковскую.

Потом был десерт — садовая земляника и кофе.

А потом Барковский предложил прогуляться по бережку Москва-реки — растрясти съеденное, чтобы жирок не завязался.

Шли по высокому берегу, почти вертикально, на все десять с гаком метров, обрывавшемуся вниз. Противоположный дальний берег выглядел издалека таким же крутым, весь из красного плотного песчаника, продырявленный черными отверстиями гнезд ласточек-береговушек.

На том крутом берегу виднелась красивая беленькая с зелеными куполами церквушка.

— А я и не думал, что Москва-река здесь такая широкая, — сказал Леонид.

— Это потому, что здесь река запружена, с начала тридцатых годов Рублевского водохранилища питьевая вода поступала в Москву, — пояснил Барковский, — здесь и купаться раньше не разрешалось.

— А теперь? А теперь можно купаться? — спросил Леонид.

— Можно, но далеко не всем, — ответил Барковский, — впрочем, Анна с подругами предпочитают бассейн, это как-то более по-европейски, что ли?

Леонид почувствовал, что пора переходить к сути,

— Знаешь, Вадим, а я к тебе вот по какому делу приехал, — начал он не без внутреннего трепета.

Рассказал почти все. Напирал про Колина Фитцсиммонса, про патриотичный фильм, получивший “Оскара”. Напирал на то, что с нашими идиотскими законами гибко вести бизнес невозможно. Говорил опять и про патриотизм, и про идеологическую пользу для Российского государства, что принесли два “Оскара” кинофильму про советских моряков. Поставил акцент и на том, что “Оскара” за спецэффекты дали благодаря экспорту крейсера “Адмирал Захаров”.

Вадим молча слушал. Кивал, как бы подтверждая, что все понимает и все внимательно отслеживает в своей голове.

Леонид еще раз напомнил, что и сам он бывший военный моряк и что пострадавшие Гай с Забродиным — моряки, которые старались ради того, чтобы фильм про российский флот вышел хорошим, развеял на Западе сложившиеся негативные стереотипы.

— Ладно, ладно, старина, оставь идеологические примочки нашим адвокатам, — Барковский снова дружески обнял Леонида за плечи, — мы люди деловые, задача понятна, надо твоих парней из Бутырки вытащить…