Знак Ворона - Дмитрий Вересов (2003)

Но Аслан не отпустил. Он был страшным человеком. Единственной святыней, ради которой он подминал все и всех, — была борьба. Борьба его народа с неверными. И ради этой борьбы он был готов танком проехаться и по своему другу Юсуфу, и по его отцу — уважаемому министру республики Татарстан, и по гэбэшнику Асурову… и по ней, по Нюточкиной судьбе. Причем для Аслана в его борьбе не было места таким понятиям, как дружба, верность и любовь. И тем более — не было места для жалости и сострадания. Так что зря Нюта нюни распустила.

— Отпусти меня, Аслан, домой, к маме!

— Сперва отработай, а потом отпущу, — ответил Аслан.

С обреченностью мухи, напрасно бьющейся в паутине паука-крестовика, Нюта, понимала, что от такого человека — легко не соскочишь.

Схема у Аслана была довольно-таки простой.

Сделать все то же самое, что сперва задумал гэбэшник Асуров, только денег срубить с папаши-министра побольше и вместо себя — подставить под удар глупца Асурова… И ее — Нюточку…

Мамедовы обязаны дать денег, на борьбу. А если они не хотят дать денег добром, то придется взять деньги силой.

Юсуф — безвольный, морально разложившийся сибарит и эпикуреец, его не жалко! И если его папаша, присосавшийся к нефтяной трубе, если не дает денег на борьбу чеченского народа — его тоже не жалко!

Эти хоть мусульмане! А Асуров и американская девка — вообще грязь!

— Отработаешь, тогда отпущу. Не строй из себя целку…

Теперь Нюта понимала, что влипла по самые уши.

Главное, чтобы Аслан не узнал про маму-Таню, про премию “Оскар”, иначе он и на нее наедет с шантажом. Шутка ли? Дочка американской кинозвезды-миллионерши у него в руках!

Татьяна Ларина — Павел Розен

После того неудачного конного похода на Форт-Люси, в результате которого казнили ни в чем не виновного человека, Павел как-то отошел от Клэр.

Нет, он не выказал ей какого-либо недоверия или подозрения в том, что она как-то связана с администрацией, во что и сам он не верил, но… После казни программиста Роберта Костаниди, растерзанного акулами в администраторском океанариуме, Павлу не хотелось встречаться с Клэр.

Четыре недели Павел не звонил ей, при встречах в лабораторных корпусах только сухо здоровался и даже расписание утренних своих пробежек сбил так, чтобы не пересекаться….

А Клэр звонила. Пыталась завязать разговор… Но душевным, как прежде, разговор не получался. Павел отвечал на вопросы вежливо, но сухо, формально, без эмоций. Разговаривал со своей Клэр, которую еще месяц назад любил и ласкал, как с товарищем по работе… Не более того. И она, понимая, что настойчивостью своей может только навредить, не стала донимать его своими звонками, лишь изредка справляясь о здоровье.

После смерти Костаниди, которая с такой ужасающей реальностью свершилась у него на глазах, Павел испытал приступ религиозности.

Он никогда не был христианином. Наоборот, в институте, а потом в геологических экспедициях, поднимаясь по ступеням советской карьеры, Павел был примерным марксистом-ленинцем. Он посещал партийные собрания и верил в победу коммунизма. И места для Бога в его вере не было.

Потому как по природе своей Павел был однолюбом. И одновером.

Но некоторым людям достается прожить не одну жизнь.

И в его длинной-предлинной жизни, которой достало бы на троих ординарных обывателей, полюса в магнитике души могли и поменяться, как меняются они даже у старушки-Земли раз в миллион лет, северный на южный, южный на северный.