Все, что блестит - Линда Ховард

В течение этих нескольких дней, проведённых на острове, она успела погрузиться в традиции этих людей. Она воображала свадебную церемонию в маленькой белой церкви, с арочными окнами и куполообразной крышей, солнечный свет, льющийся через витражные окна, но Петра опровергла её представления. Религиозная церемония редко проводилась в церкви, чаще в доме крёстного отца её жениха, или koumbaros, который также обеспечивал свадебное торжество. Крёстным отцом Николаса был Ангелос Паламас, полный мужчина с благородными и мягкими манерами, его волосы и брови над чёрными, как уголь, глазами были абсолютно белыми. Импровизированный алтарь был установлен в середине самой большой комнаты дома kyrios Паламаса, где она и Николас будут стоять у алтаря перед священником, отцом Амброузом. Им с Николасом возложат на голову венки из флёрдоранжа — венки, благословлённые священником и связанные лентой, так же как и их жизни будут благословлены и связаны между собой.

Неторопливыми, мечтательными движениями Джессика переплела свои волосы одной широкой лентой и уложила их на голове в прическе, которая подчеркивала её девственность. Вскоре должны были прийти мадам Константинос и Петра, чтобы помочь ей с платьем, и Джессика пошла к шкафу и достала белый полиэтиленовый пакет на молнии, в который было упаковано её свадебное платье. Она не видела его прежде, приберегая напоследок почти детское восхищение, и теперь действовала очень аккуратно, положив чехол на кровать и осторожно расстегнув на нём молнию, чтобы не зацепить кусочек материи застежкой.

Но, когда она вытащила изысканное, прекрасное платье, её сердце и дыхание остановились, и она отбросила его, как будто оно превратилось в змею, потом отвернулась, глядя вдаль невидящими глазами, и жгучие слёзы скатились вниз по щекам. Он сделал это! Он отменил её указания, пока с неё снимали мерки в примерочной комнате, и вместо белого платья, о котором она мечтала, сшили это, которое лежало, скомканное, на кровати и было бледно-персикового цвета. Джессика знала, что салон не допустил ошибки, она была абсолютно уверена, что заказала платье белого цвета. Нет, это было делом рук Николаса, и она чувствовала себя так, словно он вырвал ей сердце.

В ярости она хотела уничтожить платье и сделала бы это, если бы ей попалось под руку что-нибудь подходящее, но ничего не было. И при этом она не могла заставить себя взять его в руки и сидела у окна, чувствуя, как слезы жгут и слепят ей глаза, а горло сжимается от рыданий. Именно такой и застала ее Петра.

Сильные ласковые руки прошлись по ней, и она оказалась прижатой к груди женщины в нежном покачивании.

— Ах, это всегда так, — нараспев сказала Петра своим глубоким голосом. — Ты плачешь, хотя должна смеяться.

— Нет, — Джессика справилась с прерывающимся голосом и указала на кровать. — Это моё платье.

— Свадебное платье? Оно порвано, запачкано? — Петра подошла к кровати и подняла платье, осматривая его.

— Предполагалось, что оно будет белым, — прошептала Джессика, снова поворачивая несчастное, заплаканное лицо к окну.

— Ах! — воскликнула Петра и покинула комнату. Она возвратилась через мгновение с мадам Константинос, которая сразу подошла к Джессике и положила руку ей на плечо в первом тёплом жесте, который она себе позволила.

— Я знаю, что вы расстроены, моя дорогая, но это, тем не менее, прекрасное платье, и вы не должны позволить ошибке испортить день вашей свадьбы. Вы будете очень красивы в нём…

— Николас заменил цвет, — объяснила Джессика напряжённо, справившись с потоком слёз. — Я настаивала на белом, я пыталась заставить его понять, но он не послушал. Он позволил мне думать, что платье будет белым, но, пока я была в примерочной, заменил цвет.

Мадам Константинос вздохнула.

— Вы настаиваете на своих словах?