Рано или поздно - Элизабет Адлер (2003)

По тону подруги Элли поняла, что та говорит совершенно серьезно, внутри у Элли забил, заискрился, как шампанское, родничок радости. Больше года она не сходила со стези добродетели и теперь при мысли о свидании с интересным мужчиной, вдали от ежедневной рутины, почувствовала себя девочкой. Завтра суббота, не надо идти на занятия, долгий приятный уик-энд.

Почему бы и нет? Дом на берегу, Дэн Кэссиди, барбекю — замечательно. Конечно, работать нужно, иначе не добьешься успеха. Так что ни о какой любви не может быть и речи. Только чуть-чуть расслабиться.

Окрыленная, Элли поспешила на кухню. Надо следить за всеми. Без нее заведение пойдет вразнос. Достаточно одного вечера.

Когда кафе закрылось и Майя ушла, Элли уселась за столик у окна. Подступал туман (летом он не редкость), приглушая уличные огни и городские шумы. После беспокойного дня приятно наблюдать за его мирным променадом.

В голове у Элли вертелся разговор с Дэном Кэссиди. Интересно, слышал ли Дэн о проклятии, довлеющим над его ранчо? Не то чтобы это было настоящее проклятие, но вина там не гнали очень давно и вообще считали ранчо несчастливым местом. Ей очень хотелось, чтобы проклятие было выдумкой. В любом случае разговор на эту тему заводить она не станет.

Потягивая горячий кофе, Элли с грустью подумала о матери. Одобрила бы она Дэна? Впрочем, глупо в двадцать девять лет обращаться за советом к маме, она теперь много искушеннее в жизни, чем когда-либо Романи.

В детстве Элли не осознавала, что богата. Ей казалось совершенно нормальным жить в доме, где сорок комнат, иметь дворецкого и повара, экономку, горничных, шофера и бригаду садовников. Она никогда не знала ничего другого. Да и слуги были ее друзьями. Особенно Мария и дворецкий Густав, которые в определенной степени заменили ей погибших родителей, а также теток, дядей и кузенов, которых у нее не было. Время с мамой и папой она вспоминала как счастливый сон.

Долго после катастрофы, закрыв глаза, она видела родные улыбающиеся лица, слышала легкий веселый смех мамы, ее мягкий голос, произносящий слова любви, и низкий, глубокий голос папы, поющего Элли свою любимую неаполитанскую колыбельную. Постепенно образы родителей потускнели, расплылись в памяти. Зато остались фотографии. Элли порой рассматривала их часами, снова и снова вспоминая материнскую улыбку, отцовские рыжие кудри. И боль потери опять и опять сжимала ей сердце. Боже, как ей хотелось, чтобы они были с ней всегда!

Взрослая женщина, она по-прежнему скучала по родителям. И часто спрашивала себя, как бы сложилась ее жизнь, будь они в добром здравии. Вопрос, на который нет ответа. И не то чтобы ее жизнь без них была ужасной, вовсе нет. Мисс Лотти все делала замечательно. Она была ее бабушкой, мамой, папой и подружкой одновременно. Ходила на родительские собрания в школе, сидела на спортивных соревнованиях, где участвовала Элли, отправляла ее в летние скаутские лагеря и писала каждый день письма. Она даже защищала ее, идиотку, как тогда, в колледже. Мисс Лотти выполнила родительские обязанности на сто пятьдесят процентов. Лучше справиться с этой задачей не мог бы никто.

И все равно Элли тосковала по родительской ласке. Придорожные кафе, гостиницы, кемпинги… Она помнила катастрофу до мельчайших деталей, большой автомобиль, горячее кожаное сиденье, сапожки из шкуры белой ящерицы, последняя улыбка мамы и подмигивание папы. Но часто во сне перед Элли возникало что-то еще, неуловимое, очень важное. Она пыталась его разглядеть и не могла. Едва начинали проступать контуры, как Элли оказывалась на обочине. Одна, плачущая, в крови. А вокруг тишина. Мертвая тишина.

По спине пробежала дрожь, руки покрылись гусиной кожей. Элли проглотила остывший кофе, отнесла чашку на кухню, проверила сигнализацию и захлопнула входную дверь.

Нежно звякнул колокольчик. Элли заперла кафе и быстро зашагала к многоэтажной автостоянке.

Спала она в эту ночь тревожно.

Глава 14