Лабиринт - Василий Ковальчук

Передернул затвор часовой,

За туманом собачий лай,

Побежал, и бежали за мной,

Вслед стреляли, кричали стой,

Разошлись дороги в пути,

Так что смерть дорогая прости,

Пожелай мне счастья, любви,

Придет время, тогда приходи.

Вырвался, ушел, но радоваться еще рано. Через такую сумасшедшую реку они не сунутся. Понятно, что собаки потеряли след. Было холодно конец сентября, около десяти градусов тепла. Толик оторвал от куртки спецовки рукава. Нарвал и натолкал в них сухой травы. Просунул в рукав с травой левую ногу, завернул его и завязал на лодыжке оторванной полоской материала. С другой ногой проделал тоже самое. Ноги были на ссадинах, кровоточили от порезов. Идти стало легче. Он бродил трое суток и не имел никакого понятия куда идёт, кругом была тайга. Голод усиливался с каждым днём, он собирал в лесу ягоды, ел сырые грибы. Присев под большим деревом, Толик задремал. Снилось ему, что он в деревни у своей бабы Тоси и колет дрова. Умерла она десять лет назад, так и не дождалась внука. Зачем тогда заготавливаю дрова, в доме то всё равно никто не живёт. Он открыл глаза и понял, что спал. Но самое интересное, что стук топора стучал в подсознании. Галлюцинация или "крыша начинает ехать". Да нет, кто- то действительно рубил дерево и совсем близко. За кустами в холщевой рубахе пожилой человек размахивал топором, только щепки летели по сторонам. Хрустнула сухая веточка под ногой, старик резко развернулся, в руках у него было ружье. Два ствола были направлены в грудь Толика. Какой шустрый дед даже и не заметил, откуда у него ствол появился.

- Стой на месте. Ну и вид у тебя бродяга. Где штаны потерял? Кто такой и откуда?

- Зек беглый. А штаны в колючей проволоке запутались, пришлось бросить.

- С гиблого острога что ли сиганул? От туда сбежать невозможно. И речку Быстрицу переплыл шириной в двести аршин? Не верю, врёшь.

- Беда у меня дед, дочь похитили. Домой мне надо, кроме меня ей никто не поможет. Знаю, кому дорогу в своё время перешёл, им не она, а я нужен. Сам знаешь, время сейчас какое. Если не приду к ним, то эти люди могут её за границу в бордель продать.

- Не знаю почему, но я верю тебе и понимаю, что ты не сумасшедший. Деревня наша здесь недалече, двадцать изб всего то. Молодежи нет, одни старики век свой доживают. Пойдем, в баньке попаришься, ещё утром её затопил, она в аккурат прогрелась. Вчера двух глухарей добыл, бульон знатный получился. Добавил туда кореньев, трав, чтобы силу придавали. Баня была сделана по старинке, сруб из бревен, внутри оббит досками из липы. Вылив на себя ушат с теплой водой, Толик плеснул с ковшика на раскаленные камни. От горячего, сухого пара закружилась голова, по телу разлилась приятная нега блаженства. Наверное нет ничего лучше Русской баньки. Усталость как рукой сняло, как будто заново родился.

Дед налил в тазик горячей воды и насыпал в него стакан поваренной соли, размешал.

- Ставь Толик ноги в тазик с солёной водой. Соль самый лучший лекарь, раны на ногах за пару дней заживут. Потом к порезам приложим траву подорожник, и будешь жив и здоров. Я приготовил тебе чистую одежду. Рубашка и брюки новые, одевай, да пойдем ужинать. После баньки надо водочки обязательно выпить. – И он налил в стакан крепкого самогону, настоянного на кедровых орешках.

Каким же вкусным показался бульон и варённое мясо глухаря. Тепло от горячей пищи и крепкий спиртной напиток разливались по всему телу, клонило ко сну. Деда звали Петр Григорьевич, ему было за семьдесят, но выглядел он ещё бодро. Делал всё по дому и управлялся по хозяйству сам. Пётр Григорьевич жил один, хозяйка давно на погосте, а сын пропал лет десять назад. Ушел в тайгу, назад так и не вернулся, сгинул где то в болтах.

- Ты Толик пока отдохни, а я схожу к своему хорошему знакомому потолкую с ним, что да как.

Через пару часов дед вернулся, он был взволнован.