Переломный момент - Сюзанна Брокман (2005)

Он передал воду парню с ломом, который сердито протянул ее Джине. Она взяла бутылки, лишь бы он их не бросил в нее.

Боже, он ее пугал.

– Как видишь, – сказал ей Эмилио, – питье, как и еда, запечатаны.

Джина открыла одну бутылку, помогла Молли сесть и сделать глоток.

– Она вся горит, – пришлось солгать, ведь, проклятье, кожа Молли была едва теплой.

Фактически, у нее были все симптомы обезвоживания.

– Ты в порядке? – спросила она Молли, внезапно осознав, что все ее достойное Мерил Стрип выступление вовсе не было игрой на публику.

Молли с гримасой отвернулась от воды, оттолкнув руку Джины.

– Ванная, – сказала она, и Джина помогла ей, проводив в крошечную, облицованную плиткой комнату так быстро, как только смогла.

Желудок Молли взбунтовался. Джина прикрыла дверь, оставив Молли интимно побеседовать с унитазом, и позволила настоящему беспокойству за подругу отразиться в голосе.

– И это может длиться часами. – Еще одна ложь, но почему бы и нет? – У нее сильное обезвоживание и высокая температура. Когда она в последний раз так болела, начались судороги.

Эмилио выглядел потрясенным этой новостью, хотя вся его тревога, вероятно, тоже была притворством.

– Ей нужно в больницу, – снова сказала Джина.

Эмилио покачал головой.

– Это невозможно.

– Ты действительно готов дать ей умереть?

Из ванной послышался шум льющейся воды. Джина приоткрыла дверь и заглянула в щелочку. Молли над раковиной брызгала водой себе в лицо. Совсем не подходящий момент, чтобы выйти и сказать то, что она обычно говорила после редких приступов утренней тошноты:

– Ух ты, я чувствую себя гораздо лучше.

Джина взяла только что открытую бутылку и проскользнула с ней в ванную. Не стоит легкомысленно оставлять ее без присмотра.

– Я помогу тебе вернуться в постель, – прошептала она Молли. – Я сказала им, что тебе нужно в больницу, так что притворись, будто так и есть, хорошо?

Молли вытерла лицо полотенцем.

– Я не хочу, чтобы они узнали, что я беременна, – прошептала она в ответ.

– Я знаю, – сказала Джина. – Я сказала ему, что у тебя высокая температура. Постарайся так себя и вести. – Она открыла дверь, а Молли прильнула к ней.

Эмилио до сих пор не ушел, его внук сидел на полу, играя с консервными банками.

Пока Джина помогала Молли добраться до кровати, мужчина передвинулся так, чтобы оказаться между ними и ребенком.

Зачем? Разве Джина собиралась схватить маленького мальчика и пригрозить сломать ему шею?

Боже, какая ужасная идея. Поступила бы она так, если бы это означало получать свободу? Какой неожиданный поворот: заложники захватывают заложника. Она сможет приказать Эмилио отдать оружие. И как только у них окажется пистолет…

А что если он разгадает ее блеф? На самом деле она ни за что и никогда не причинит боли беспомощному малышу, и, конечно, Эмилио понял бы это, едва взглянув ей в глаза.

Люди, которые берут заложников, сказал ей однажды Макс, должны быть готовы убить их. Должны быть готовы забрать хотя бы одну человеческую жизнь. Если они к этому не готовы, переговорщики почувствуют это и отправят группы захвата. А те просто выбьют двери и закончат противостояние без кровопролития.

По крайней мере, без пролития крови невинных.

– У вас красивый внук, – сказала Молли Эмилио, когда Джина передала ей бутылку с водой, а сама открыла другую. – Его зовут… Данжума?

Услышав свое имя, мальчик поднял голову, а затем, когда одна из банок покатилась прочь, рассмеялся и пополз за ней.

– Способность детей эмоционально восстанавливаться меня поражает, – пробормотал Эмилио, тоже наблюдая за мальчиком. – Его отца, моего сына, казнили прямо у него на глазах лишь месяц назад.

О Боже.

– Мне очень жаль, – сказала Молли.