Опасный круиз - Присцилла Хагон (1995)

Дверь в смежную комнату оказалась закрытой, и я осторожно постучала. «Войдите!» — раздалось через мгновение. Я вошла и застала миссис Верритон как раз за разборкой. Она была бледна и, похоже, мучилась головной болью.

— Ключи? О, мой муж на туалетном столике оставил целую связку. Вам нужны вон те, маленькие. Спасибо, моя дорогая. Я очень рада, что нам попалась такая замечательная девушка. Это большое облегчение.

Я неожиданно почувствовала себя жутко виноватой. Ужасно все время чувствовать себя обманщицей. Мне нравилась эта чудаковатая, немного безумная женщина; было бы естественным посочувствовать ей, попробовать помочь как-нибудь. Но глупая девушка, вероятно, ничего даже и не заметила бы. Поэтому я только взяла ключи и принялась раскладывать вещи Кенди и Гильберта.

Странное состояние миссис Верритон только укрепило меня в моих подозрениях: тут явно что-то было нечисто. Впрочем, может, это на самом деле просто слабое здоровье, и, как только погода наладится, она расслабится и придет в себя.

В шесть часов, когда мы отплывали, шел проливной дождь, но оркестр, довольно курьезно, играл «О, какое чудесное утро». Немногие рискнули высунуть нос наружу, чтобы посмотреть на отплытие «Кариновы», но мы с детьми были на самой верхней палубе.

По мере того как полоса воды между бортом парохода и берегом увеличивалась, я все яснее понимала, что от моего прежнего восторга не остается и следа. Я чувствовала себя разочарованной и немного подавленной. Жаркое солнце казалось несбыточной мечтой, но я утешала себя тем, что совсем скоро мы выйдем в Средиземное море.

Во всяком случае, чего бы ни сулил мне этот круиз, назад теперь пути не было. Да и на раздумья оставалось не слишком много времени, потому что уже действовал корабельный распорядок дня и до ужина оставалось совсем немного времени. Никто, наверное, не станет переодеваться, но я все-таки решила надеть платье вместо голубого костюма, в котором выехала из Лондона.

Я забрала Кенди и Гильберта и обнаружила, что Эдвард Верритон поджидал нас, чтобы вместе спуститься вниз, в столовую.

— Я только прослежу, чтобы вы не ошиблись столиком — сказал он. — Сразу после еды детям лучше лечь спать. У них сегодня был трудный день, — у него все еще был довольно внушительный вид лондонского бизнесмена. Впрочем, наверное, немного погодя он расслабится; в круизе все может быть.

Столовая оказалась очень просторной, а столики, по большей части, довольно маленькими. Наш был один из самых больших — на восемь человек, хотя нас, кажется, набиралось всего семеро. Остальные четверо пришли почти сразу — мистер и миссис Крейг и их дети, Керри и Билл. К счастью, они оказались ровесниками юных Верритонов, а сходство имен очень позабавило Кенди.

— Керри и Кенди! Билл и Гил! — повторила она несколько раз.

Еда была изысканной и очень разнообразной. Ее подавал стюард, который, кажется, почти не говорил по-английски. Я предположила, что он итальянец, и мне трудно было справиться с искушением заговорить с ним на его родном языке, но я знала, что этого делать не следует. Дети Верритонов вели себя очень обходительно и прекрасно поддерживали беседу. Они, вероятно, многому могли бы научить своих родителей.

Я все лучше понимала необычайную сложность своего положения. Роль, которую я так необдуманно взялась играть тогда на Аппер-Белгрейв-стрит, нужно было во что бы то ни стало довести до конца. Подумав об умном лице Чарльза Гаррика, я вздохнула. Мне ужасно не хотелось разыгрывать дурочку, но — или придется это делать, или никаких круизов. Единственное, что оставалось — быть настороже и держать язык за зубами.

Когда мы с детьми выходили из столовой, я встретила Чарльза, который шел обедать во вторую смену. Он улыбнулся и сказал:

— Увидимся попозже в танцзале, Джоанна. Говорят, танцы будут, хотя и не допоздна.