Телесные повреждения - Маргарет Этвуд (1994)

— Что теперь, — спросила она. Она ощущала, что во рту у нее все раздулось. Она посмотрела на его руку, обнаженную до локтя, которая лежала рядом с ее собственной на белой простыне; волоски блестели на коже как отблески темного пламени. Его пальцы были у нее на запястье. Она видела не руки, а странную поросль, как растения или щупальцы, нечто распадающееся. Рука двигалась, он ее гладил.

— Теперь, спите, — сказал он. — Я вернусь.

Ренни взглянула вновь, и его рука соединилась с локтем, который тоже оказался его частью. Она влюбилась в него, потому что он был первым, что она увидела после того, как жизнь ее была спасена. Это единственное объяснение, которое она смогла придумать. Позже, когда уже не кружилась голова и она сидела, пытаясь не обращать внимания на маленькие дренажные трубки и на непрекращающуюся боль, ей хотелось, чтобы рядом стоят горшок с бегонией или блюдо с фаршированным кроликам, какой-нибудь безопасный посторонний предмет. Джейк прислал ей розы, но было уже поздно.

«Я спроецировалась на него, — подумала она, — как утенок, как маленький цыпленок». Явление природы, она писала про это: однажды, когда она сидела без денег, она состряпала очерк для «Оул Мэгазин» о человеке, считавшем, что хорошей и безопасной заменой сторожевым собакам могут служить гуси. Главное — присутствие при рождении; когда гусята вылупляются из яиц, говорил он. Они последуют за вами на край земли. Ренни усмехнулась, человек, видимо, полагал, что быть сопровождаемым на край земли выводком влюбленных гусей весьма романтично.

Сейчас она вела себя как гусыня, и это приводило ее в мерзкое расположение духа. Было совершенно неуместно влюбляться в Дэниэла, в котором она не могла заметить ни одной примечательной черты. Она даже с трудом представляла себе, как он выглядит, поскольку за время предоперационных исследований не удосужилась даже взглянуть на него. На врачей не смотрят, доктора — функционеры, те, за кого, как надеялись ваши матери, вы когда-нибудь выйдете замуж, им уже за пятьдесят, свое они уже отжили. Это было не только неуместно, но и нелепо. Это было предсказуемо. В своего доктора влюбляются замужние женщины средних лет, женщины в мыльных операх, женщины в новеллах для медсестер или в сексуально-медицинских эпопеях, с названием типа «Хирургия». Об этом пишут в «Торонто Лайф», сентиментальная чепуха, маскирующаяся под беспристрастное исследование и разоблачение. Ренни не могла перенести того, что влипла в такую банальность.

Но Ренни ничего не могла поделать. Она с нетерпением ожидала, когда появится Дэниэл (она никогда точно не знала, когда он придет, во время обтирания или позже, когда она будет ползти в туалет, опираясь на здоровую медсестру с двойным подбородком), дергалась как наркоман, от этих похлопываний рукой, заученных слов ободрения, и местоимений множественного числа в первом лице. («Мы хорошо поправляемся».) И пребывала в жалкой ярости по этому поводу. Дерьмо. Он даже не был симпатичным, теперь-то она его хорошо рассмотрела: неправильные пропорции, слишком высок для своих плеч, волосы чересчур короткие, руки чрезмерно длинные, сутулится. Она со злостью сморкалась в салфетку, которую наготове держала для нее сестра.

— Поплачь хорошенько и станет лучше, — сказала сестра. Тебе повезло, говорят у тебя ничего не осталось, а некоторые прямо набиты этим, вырезают, а оно выскакивает в другом месте. Ренни подумала о тостерах.

Дэниэл принес ей памфлет под названием «Мастэктомия. Ответы на приземленные вопросы». Приземленные. Кто все это крапает? Никто в ее положении не захочет задумываться о земле. Уменьшается ли сексуальная активность? В памфлете предлагалось спросить об этом у своего врача. Она решила, что так и сделает.

Но ничего не вышло. Вместо этого она спросила: «сколько вы от меня отрезали?» Из-за того, что она была в него влюблена, а он этого не замечал, ее тон был совсем не таким, какой подобает. Но его, казалось, это не волнует.