Страх Кэри за то, что она что-нибудь не так сделает, поведет себя не так, как принято, стоил ей уймы часов, потраченных на мучительные размышления и приготовления, и такой же уймы денег. Она готова была пойти на все, лишь бы не видеть поджатых губ, удивленно приподнятых бровей, презрительно-снисходительных взглядов или надменного вида тех людей, которые ждали от нее чаевых. Любой незнакомец, если б захотел, мог вогнать Кэри в краску. Как им это только удавалось? Может, они ходили в специальную вечернюю школу, где этому обучают? Неужели возможно получить диплом за умение быть надменным и презрительным?.. Кэри знала, что перед этим чертовым вечером у Артура ей следовало сходить к парикмахеру, но она этого не сделала по одной причине: она не умела давать на чай, ей было стыдно это делать. Теперь она, конечно, жалела об этом, так как понимала, что все остальные приглашенные женщины несколько часов просидели в различных кабинетах для того, чтобы придать себе неотразимый вид.

Она вздохнула, свернула с шоссе и выехала на узенькую аллею, засаженную деревьями с густой темно-каштановой листвой. Через несколько минут она, однако, заметно приободрилась, так как увидела вдали свое жилище. Она часами могла любоваться своим белым дощатым домом (он был построен восемьдесят лет тому назад) и окружающим его ландшафтом. Она любила высокие потолки, и за несколько лет собрала отменную коллекцию мебели Шекера для всего дома. Воду они получали из источника в горах. Им принадлежала вся земля вокруг дома, так что за ними никто не подсматривал, и казалось, что они живут где-то в сельской глубинке. Но если Эд говорил: «Может, глянем, что играют сегодня вечером у Стенли?» — им требовалось меньше получаса, чтобы добраться туда, поэтому они почти не пропускали джазовые представления.

Эд стоял на крыльце дома, совсем как мама Кэри. Она всегда выходила смотреть на дорогу, когда дочь задерживалась до полуночи.

Кэри быстро проговорила:

— Слушай, я очень извиняюсь. Через десять минут буду готова. — И поцеловала его в твердую щеку, обняв левой рукой. Было такое впечатление, что она целует стенку.

Кэри пробежала через открытую дверь в квадратный холл и стала подниматься по лестнице. Наверху, оперевшись о перила, свешивали вниз головы Ингрид и Грета. Они смотрели на Кэри укоризненно и очень походили в ту минуту на сестру Эда, эту мрачную, с темными рыжеватыми волосами мышь в очках. В один голос девочки сказали:

— Ты опоздала. Папа с ума сходит.

Временами Кэри начинала понимать, почему от Эда ушла его первая жена. Но она не любила вслух распространяться на эту тему, так как самой тоже было что вспомнить: и она была до Эда замужем. Институтская любовь. Спустя полгода после свадьбы он заделался хиппи и бросил ее рада того, чтобы отправиться в Индию изучать йогу. Это было унизительно для нее, но дало облегчение. Она-то думала, что на зависть всем выходит замуж за футбольного защитника, а оказалось, что за полупомешанного, который ходил вокруг нее в шафранных робах и, начиная с пяти часов утра, распевал какие-то непонятные протяжные мелодии. Все общежитие от них на голове стояло.

Кэри с улыбкой поднялась вверх по лестнице.

— Привет, девочки. Как наш домик?

В прошлые выходные показала дочерям, как построить игрушечный дом и вручила им набор миниатюрных строительных материалов.

— Скуууу-чно!

— С ним такая возняяяяя!

— Вместо него мы устроили у куклы чаепитие. Вы снова, как я погляжу, использовали мамину косметичку.

Она видела плохо накрашенную — а если точнее, то всю замаранную пудрой и помадой — куклу.

— Нет, нет, это наши краски… Почти… Мы играли в дочки-матери!