Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

Она подняла к нему лицо, собираясь сказать что-нибудь едкое. Но не придумала что. Насмешливая улыбка играла на его губах, и Ника совсем некстати вспомнила, каковы они на вкус, эти непреклонные твердые губы.

Тысячу раз она готова была во всем признаться Липатовой. Конечно, непременно надо признаться! Сказать, что премьера в опасности, что Кирилл не отступится. Что сама Липатова вот-вот получит отмщение за свой поступок тридцатилетней давности. Ника собиралась сказать обо всем вот прямо сейчас. Только разойдется народ из буфета, и тогда… Только Ребров оставит Липатову одну… Только Стародумов закроет дверь кабинета…

– Ларис Юрьевна…

– Да? Что?

Но Кирилл сидит на окне фойе, и по его лицу блуждает усмешка. Слова стынут на губах. Он видит Нику, а Ника видит его. И в который раз немеет. Словно тем поцелуем он запечатал ее уста крепче, чем клятвой на Библии. Он знал, он заранее предполагал, что она не сможет его выдать. Он продумал все. И он побеждал – кому, как не Нике, осознавать победы?..

Уже собрались немногочисленные зрители. На генпрогон Липатова всегда звала только знакомых, примерно четверть зала. Первая обкатка спектакля на зрителях, пробный шар.

«Может, сегодня все пройдет гладко? – пытается успокоить себя Ника. – Какой смысл устраивать диверсию сегодня? Премьера – вот его главная цель. Может, сегодня не стоит волновать Липатову перед спектаклем? Отыграют, и тогда…»

В ней еще теплилась надежда. Вера в хорошего Кирилла, придуманного ею где-то в сияющей тьме январских ночей. Она ведь не просто так вычислила тайного недоброжелателя, не по случайности? «Lame», Хромой. Он оставил подсказку, словно воззвание о помощи, просьбу понять, кто он такой, – и помочь. Будь Кирилл так уверен в том, что собирается сделать, – разве оставил бы он вешку, по которой его можно вычислить? Сделал ли он это осознанно или что-то внутри его, доброе и хорошее, пробивало себе путь среди выстроенного разумом и обидой отмщения? Значит, он – или часть его – все же хочет, чтобы его остановили. Как, как его остановить? Ника уже пыталась убедить его отступиться, но он не слушал, прикладывал свой палец к ее губам, останавливая ручеек слов, и спешил уйти.

Пять минут до начала. Еще можно все объяснить. Не подпускать Кирилла к Римме, к спектаклю! Тут Нике в голову пришла запоздалая мысль – заменить Кирилла некому, он единственный Гектор!

Может быть, все как-нибудь обойдется? Наладится само по себе?

Ника металась за кулисами, высматривая малейшие недочеты, в сотый раз все оглядывая и проверяя. Но она знала, что мелочей много, а она одна, и ей не уследить за всем.

Мимо проскользнула Римма.

– Риммочка, – Ника схватила ее за руку. Ей хотелось поддержать актрису перед вполне вероятным душевным испытанием. – Удачи тебе. Ты самая-самая, знаешь?

Римма уже вошла в образ Елены Троянской. У нее изменился поворот головы, прищур. Невесомые шифоновые драпировки калиптры[13] спускались от диадемы на высокую грудь и плечи, кипенный подол хитона мел пол при каждом шаге.

– Спасибо, – кивнула она с каким-то неподражаемым достоинством, и Нике на мгновение показалось, что актриса снова не помнит ее имени.

Мир вертелся все быстрее и быстрее, и вот уже взвился занавес. Все шло прекрасно, и даже Римма, кажется, поймала волну, которая не покорялась ей последние несколько недель. Липатова чуть заметно улыбалась, и ее плечи, только что такие напряженные, немного расслабились. Во время пластического номера она постукивала носком ботинка в такт музыки, а Ника пристально следила за движениями своих подопечных. Все великолепно, даже Кирилл со своими медлительными ногами уложился в ритм. Ника так радовалась, что на несколько минут забывала о надвигающемся шторме. И зря.

Потому что Елена Троянская не появилась из-за кулис в нужный момент. Она так и не вернулась из гримерки. И Ника, почуяв неладное, выскочила в коридор, открыла одну за другой двери и первой забежала туда.