Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

– Не стану вступать с вами в профессиональную дискуссию, Вольфи. Скажу только, что нос – лишь наиболее заметная деталь, отличающая мальчика от его отца. Главное несовпадение структур этих лиц (он показал на разложенное фото и кивнул на Максима, играющего в саду) – в формировании черепных костей. Мальчик унаследовал от матери, по-видимому, широкоскулый, "развернутый", как мы говорим, тип лица, что сочетается с довольно узкими черепными костями в лобном отделе и от этого с иной формой глазных впадин. Методами традиционной хирургической пластики мы можем добиться определенного результата, ликвидировав явные несоответствия – форму носа, в первую очередь. Но… насколько я понял, сам ребенок должен остаться в неведении относительно предстоящей метаморфозы… – Динстлер обвел взглядом собеседников. Амир тяжело вздохнул. План профессора Кина о постепенном изменении сознания мальчика опирался на идею о медленном и незаметном его внешнем преображении. Месяцев через 9-10, одновременно с психологической обработкой, мальчик должен убедился воочию, что является законным наследником Рода и Власти. Бейлим Дали Шах должен увидеть в зеркале свое новое лицо, как отражение нового сознания и никогда впоследствии не испытывать комплекса тайных сомнений в законности своего места на троне. Если бы речь шла о взрослом человеке, осознанно совершающем подобный шаг, не приходилось бы скрывать предстоящую коррекции. Мальчик же должен был оставаться в неведении относительно произведенных с ним манипуляций.

Динстлер, увлеченный планом незаметной коррекции, начал продумывать детали операции. Ночью он долго не мог уснуть от злости, перерастающей в настоящее бешенство: Йохим ненавидел себя за то, что снова позволил втянуть себя в игру. Он-то знал, что поддался на уговоры лишь потому, что сам желал этого. У Пигмалиона давно чесались руки.

4

Гости остались жить в доме профессора. Здесь же ночами он должен был постепенно, черту за чертой, изменять лицо мальчика. Ванда, посвященная в план мужа лишь отчасти, распорядилась убрать зеркала. Максим, к счастью, ими абсолютно не интересовался, а Крис, ставший за несколько часов закадычным другом арабчонка, должен был в августе покинуть родительский кров, дабы продолжить учебу в хорошем частном пансионе на юге Швейцарии. Прибывшая с Максимом девушка оставалась все еще невменяемой, и мальчик полностью сосредоточился на новых друзьях. Никто и не заметил, как через неделю общения с Крисом, Максим почти полностью перешел на французский. Конечно, это был еще далеко не совершенный и даже не благополучный язык, но мальчики понимали друг друга и что интересно – совершенно свободно общалась с гостем Ванда. Сама не значя почему, она проводила целые часы с детьми и получила разрешение Амира на присутствие во время их первых "образовательных" бесед. Криса в этих случаях удаляли – он отправлялся на экскурсии по окрестностям с кем-нибудь из взрослых. Ванда устраивалась в шезлонге под каштаном с каким-нибудь журналом, делая вид, что погружена в чтение, в то время как под белым полотняным зонтиком непринужденно беседовали двое: терпеливый, но взыскательный к своему ученику Амир и непоседливый мальчик, старавшийся продемонстрировать самые лучшие качества – смекалку, прекрасную память и способность самостоятельно оценивать информацию. Уроки делились на обязательные, за которые Максим получал оценки по 10-балльной шкале (речь шла об арабском языке, экскурсам по истории, культуре и религии страны ) и общеобразовательные, проходящие в виде свободной беседы, по ходу которой позволялось задавать учителю вопросы и даже поспорить с ним.

Вскоре Амир понял, что дискуссии успешнее идут при участии Ванды. Присутствие этой женщины вдохновляло его красноречие, а кроме того сдерживало импульсивного Максима, старавшегося завоевать расположение Ванды. А главное – в присутствии Ванды разговор неизменно велся на французском с короткими пояснениями русских фраз.