Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

Машина с Тони прибыла в пять часов вечера. Он издали уловил шуршание шин по гравию и оцепенел. В доме стояла покойная, тишина, размеренно тикали на камине часы в кабинете Йохима, на большом платане у раскрытого окна гомонили шустрые воробьи. Где-то на периферии сада стрекотала газонокосилка, душистый июньский ветерок листал с шелковым шелестом брошенный на подоконнике толстый дамский журнал. Ванда уехала еще неделю назад в Швейцарию забирать из школы на каникулы Криса. Лишь сейчас, тупо глядя на растрепанный журнал, Йохим понял, как повезло ему с этим обстоятельством: он должен один без Ванды пережить встречу с дочерью.

Машина остановилась у входа в дом, хлопнули дверцы, послышались голоса. Йохим старался дышать глубоко, останавливая охватившую его дрожь. Он боялся увидеть распростертое на носилках тело, ждал ударов молнии, землетрясения, урагана, языков пламени, вырывающейся из разверстой земли… Под окнами кто-то засмеялся молодо и звонко, а потом знакомый женский голос сказал: "Артур, в доме, кажется, никого нет. У профессора, возможно, операция…". Но хозяин дома уже стоял в дверях, не чувствуя ватных, подкашивающихся ног.

– Йохим, ты, наверно, не узнал – это Антония! Ведь вы, кажется, виделись у нас в доме на Острове, когда она была еще крошкой, – Алиса представила ему высокую, тонкую, очень элегантную девушку.

– Тони, а это профессор Динстлер, волшебник и чародей. Да ты же все о нем знаешь.

Алисе уже было за пятьдесят – Боже мой, Алиса! Почему ему ни разу не пришло в голову, что ее неземная красота смертна? Йохиму, трепетно восстанавливающему тогда эти обожествляемые черты казалось, что он работает над нетленным мрамором. И вот – легкая сеть морщинок вокруг глаз, слегка опустившиеся уголки поблекших губ, увядающая кожа шеи, уходящая в узкий мыс распахнутого ворота шелковой блузы. Изящная, красивая женщина периода "золотой осени", несомненно, притягивающая все еще мужские и женские взгляды… Но … где ты, Алиса? Динстлер в замешательстве снял и протер очки, солидно откашлялся. Да вот же она – вот! Тони присела на корточки, трепля прибежавшего старика Грека – лохматого дворнягу – внука той самой Ватто. Йохим смотрел неотрывно на ее милое, единственное лицо, на обернувшиеся к нему с каким-то вопросом губы, на эту линию, идущую от выпуклого лба к чуть вздернутому кончику носа… Смотрел, чувствуя как разжимаются тиски, освобождая его возликовавшую душу: "Прав! Тысячу раз прав. Чем бы ни завершилось все это – она есть, она осталась юной, она существует на этой земле! Да простит Всевышний грех великому Мастеру! Да поможет Он, непокорному рабу своему, Динстлеру!"

На следующий день были произведены все необходимые анализы и профессор огласил свое решение: никаких серьезных опасений за здоровье пациентки в настоящий момент не существует, однако необходима простейшая косметическая операция, способная приостановить выпадение волос. Динстлер убедился, что отмирание луковиц волосяного покрова в данном случае имеет причину сходную с возрастным облысением мужчин: мышечный шлем, покрывающий черепные кости, стал давить на кожный покров, пронизанный кровеносными сосудами. Корни волос, не получая достаточного питания, начали атрофироваться обещая в ближайшее время сильное поредение волосяного. Прогноз малоприятный для девушки, но профессор заверил ее и Артура Шнайдера, что такие прецеденты имеют место в тех случаях, когда слишком густая шевелюра является как бы своеобразной генетической аномалией. С помощью хирургического вмешательства то есть ряда неглубоких насечек на коже затылочной и теменной части черепа удается ликвидировать натяжение скальпа, а следовательно, улучшить кровообращение. Надрезы затянутся и со временем абсолютно скроются в гуще волос.