Мои губы приоткрываются, смотря на него.

— Н-не надо.

— Тогда съешь. — он кладет M&M's мне в ладонь. — И не вызывай рвоту, или я засуну тебе в глотку еще одну пачку. Я могу делать это всю ночь.

— Но, мама...

Я обрываю себя, прежде чем высказать все. Я не могу рассказать ему о своей сделке с ней. Мое желание что-то сказать это отвратительная привычка с тех пор, как мы были детьми, когда я подбежала к нему и излила ему свое сердце, а потом уснула, обняв его.

Ксандер обычно гладил меня перед сном, но теперь он просто толкал меня в бездонную дыру.

Он мне больше не друг, он мой враг. Я не могу позволить своим глупым воспоминаниям взять верх надо мной.

— Мне, блядь, плевать на Джанин. — его взгляд становится жестким. — Сделай это.

Иногда, клянусь, он ненавидит мою мать, но у него нет для этого причин, кроме того, что я ему говорила. Неужели тогда я нарисовала ее, как настоящего монстра?

— Ксандер...

— Заткнись. Я же просил тебя не произносить мое имя. — он отпускает мою руку и указывает на пачку. — Ешь.

Сохраняя столь необходимую дистанцию, между нами, я открываю пачку дрожащими пальцами. Запах арахиса и шоколада бьет прямо в нос. Учитывая, что сегодня я съела только яблоко, мой желудок урчит от желания попробовать на вкус.

Я смотрю на Ксандера с последней мольбой не заставлять меня делать это. Мне придется бегать или выполнять упражнения в течение часа, чтобы сжечь калории, и я ненавижу физические нагрузки от всего сердца.

— Поторопись, — приказывает он.

— Будь ты проклят, — проклинаю я его себе под нос, бросая в рот первую M&M.

Мое сердце замирает от вкуса, сладкого с насыщенным шоколадным вкусом. Прошло так много времени, если быть точной, год с тех пор, как я в последний раз ела M&M's. Еще больше с тех пор, как я в последний раз наслаждалась ими.

Я ела их в тот день, когда потеряла его раз и навсегда, и с тех пор я не могу нормально есть M&M's или фисташковое мороженое.

Первая часть самая трудная, вторая пробная, но к третьей я высыпаю их, будто я умираю, и это лекарство от жизни. Я хочу насладиться этим еще больше, запечатлеть вкус в памяти, но я слишком долго была голодна по этой радости.

Понятия не имею, связано ли это с тем, что прошло много времени с моего последнего M&M, или с тем фактом, что я чувствую, как Ксандер наблюдает за мной, как ястреб, когда я поедаю всю пачку.

Я не осмеливаюсь поднять на него взгляд и встретиться с этими глазами, иначе я бы предложила и поделилась. Я бы остановилась и задала все вопросы, которые жгли меня изнутри.

Пачка слишком быстро пустеет, и в тот момент, когда последний шарик исчезает у меня во рту, я чувствую, что меня тошнит.

Дерьмо.

Я съела все эти калории. Мне нужно избавиться от них...

— Даже не думай об этом.

Я поднимаю голову и вижу, что Ксандер смотрит на меня сверху вниз с полуприкрытыми веками, хотя остальная часть его лица холодна как камень.

Только Ксандер не расслабился бы, будучи пьяным.

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — я спрашиваю.

— Просто знаю. Это проклятие. — он дотрагивается большим пальцем до моей нижней губы и вытирает немного шоколада. — Ты хочешь вызвать рвоту, но не делай этого. Обуздай это. Я буду с тобой, пока желание не пройдет.

Мой подбородок дрожит, но я сжимаю губы, не желая ощущать мягкость его прикосновения или обреченную тяжесть его слов.

Я буду с тобой, пока желание не пройдет.

Как он может с такой лёгкостью говорить подобные вещи? Как он может проникнуть внутрь меня и без усилий вырвать эти чувства наружу?

Он кладет большой палец с кусочком шоколада между моими поджатыми губами.

— Заканчивай.

Я качаю головой, но это только заставляет его сильнее нажать на большой палец, пока он не соприкасается с моими зубами.

— Мы можем сделать это легким путем или тяжелым.

Или я могу просто укусить тебя.