Защити меня - Юлия Николаева

— Надо за город, — сказал Мирон, назвал адрес, который мне ничего не дал. Впрочем, я не удивлена уже, что у него много тайн. Но все-таки спросила:

— Что там?

Он помолчал, глядя в окно.

— Там моя мать жила с отчимом. Они квартиру продали и купили маленький дом. Они оба умерли. Дом вроде как мой, хотя по документам за мной не числится.

Я немного помолчала.

— Ты общался с ними после выхода из детского дома? — спросила его. Сейчас мне с болью подумалось: не так уж много я о нем знала, как думала, прав был Андрей. Наша близость казалась таковой только мне. Видимо, я так и останусь человеком из категории «а он обманываться рад».

— Мы виделись несколько раз, — Мирон смотрел в окно, периодически бросая на меня взгляды. — Ни отчим, ни мать радости не испытали. Я, в общем-то, тоже. Когда отчим погиб, я стал навещать ее, подкидывал денег. Но она тратила все на алкоголь. Я предложил ей помощь, чтобы она прошла лечение, зашилась, не знаю, как это делается… Она отказалась. Мне кажется, она просто не могла принять тот факт, что я ее сын, — усмехнулся Мирон. — Помнила меня ребенком, как и я ее — совсем другой… Она казалась тогда сильной, главный человек в жизни, который всегда защитит, поможет… Даже в детском доме так поначалу казалось. Что просто она не поняла, что произошло, что испугалась… Детский ум избирателен — он готов искать оправдания тем, кто дорог, быстро стирая из памяти плохое.

К глазам подступили слезы, я не смогла их сдержать, стерла тыльной стороной ладони, шмыгнула носом. Мирон грустно улыбнулся, покосившись на меня.

— Почему ты никогда не рассказывал?..

— Не хотел делать тебе больно. Когда родителей совсем нет, ты привыкаешь жить без них. А когда они есть… Когда ждешь, что они все-таки придут, заберут тебя… Когда готов простить им то, что они тебя бросили одного в этом мире… Вычеркнули из жизни… Ты никогда не думала об этом, и я не хотел, чтобы начала.

Теперь к окну отвернулась я, стирала слезы, но они все равно катились одна за одной.

— Тебе так и не удалось наладить общение с мамой? — спросила через некоторое время. Он покачал головой.

— Я просто понял, что она жалеет. Нет, даже не так, — он нахмурился. — Она не простила себе того, что отдала меня. И каждый мой приезд был только напоминанием об этом. Я для нее не был уже сыном, сыном для нее остался тот перепуганный мальчишка, которого увезли в детский дом. Я не стал настаивать. Наверное, так действительно было лучше.

Оставшуюся часть дороги мы проехали в молчании. От города поселок был близко, всего километров двадцать.

— Кристина здесь бывала? — зачем-то спросила я. Мирон покачал головой.

— Я не хотел рисковать. И так вон с машиной косяк вышел, хотя я был уверен…

— Она хотя бы имя твое знала? — в вопросе прозвучал укор, Мирон нахмурился.

— Знала, конечно. Не надо строить из меня великого злодея. Когда мы знакомились, у меня и мысли не возникло, что все так обернется.

— И где вы встречались? В машине?

Он поколебался.

— Последний месяц да. Часто выезжали за город, уже достаточно тепло было… До этого ходили куда-то, но когда началась история с компроматом, стали проявлять осторожность.

— Ты знаешь, что она в газете работала? Что, вероятно, думала всю эту информацию опубликовать?

Мирон вздохнул.

— Ну она заводила такие разговоры. Вообще, несмотря на свой образ жизни, она была такая… светлая, наивная. Она, правда, верила, что злодеи должны быть наказаны, и что этого можно добиться. Но я объяснил ей, что ничем хорошим подобное не кончится. Ну и мне компромат нужен был для личных целей.

— Для спасения жизни, я помню, — снова не удержалась я, Мирон уставился на свои руки.