The Мечты - Марина Светлая (2021)

А сейчас эта женщина, вполне реальная, настоящая, сидит под Бодиной палатой с Бодиным отцом и пьет с ним чай или кофе. И ночь, наверное, провела здесь вместе с ним же. И до того они были много лет женаты. И вот как Моджеевская должна относиться к ней, к Юльке, зная, что муж, хоть и бывший, встречается с ее родной сестрой? Как она теперь может к ней относиться? После всего, что тогда сказал Богдан, Юле очень ясно представлялась картина, в которой ее вообще к нему в палату мать не пропускает. И, наверное, это и правда можно понять, будь оно хоть сто раз несправедливо.

При таком раскладе, что можно поделать? Какая любовь с Бодькой? Даже если бы Женя, как когда-то говорила, ушла от Романа, Юлька все равно навсегда осталась бы сестрой бывшей… любовницы Моджеевского. Как на нее смотрела бы его мать? Как бы они стали жить?

А так хоть Женька счастлива… хоть у Женьки все хорошо.

Сейчас все хорошо.

Юля опрометью рванула вниз, на первый этаж, даже не думая о том, чтобы отдышаться. Потом на улицу, где среди людей легко затеряться, как будто вовсе не была здесь. И может быть, через время она и себя сможет обмануть, что и не приходила никогда в это место.

Помнишь, как хорошо было, ма!

Зато один за другим шустрой чередой побежали летние дни, закрутив в воронку и Моджеевского, метавшегося между работой, больницей и Женькой. Если бы Роман узнал, что семнадцатилетняя девочка Юля поняла о Нине и его семье больше, чем он сам в свои почти сорок пять, он бы, наверное, долго удивлялся и даже посмеялся бы от души. Потому что для него как раз все было закономерно – заболел сын, а они с Ниной как цивилизованные люди временно зарыли свой топор войны, пусть тот был и не в его руках.

А то, что Юлька к Бодьке так и не пришла – так, должно быть, испугалась. Хорошо, что он сам Богдану ничего не сказал заранее, а то ждал бы парень попусту.

Сейчас, когда сына понемногу начало отпускать, и он, кажется, уже не так категорично отзывался о Лондоне, Роман приезжал сюда в обеденный перерыв – выдохнуть, поболтать с ним и Таней, которая тоже частенько торчала у брата, и ехать дальше, потому что впереди еще половина рабочего дня, а потом, возможно, половина рабочей ночи, и среди всего этого – Женя, по которой он ужасно скучал и мечтал о том, чтобы вместе поехать в отпуск.

Но эти его совместные обеды с детьми тоже сделались обязательным и очень дорогим пунктом графика, потому что Роман не помнил, когда последний раз столько общался с ними, а дочь так и вовсе, похоже, потихоньку начала оттаивать.

Сейчас она увлеченно жевала пиццу, о чем-то треща – ее поездку в Хорватию в июле решили не отменять, и разговоров об этом становилось все больше. Нина сидела рядом и тоже ковырялась в тесте с соусом и беконом. Бодьке пиццу было нельзя, потому он валялся, все больше помалкивая, и лишь иногда подкалывал Танюшу. Молчаливость его списывали на болезнь.

А часовая стрелка неумолимо приближалась к двум часам дня, отчего Моджеевский впадал в уныние – надо ехать. Но в чашке все еще был недопитый чай, а остывшая пицца казалась очень вкусной, и он тянул с прощаниями.

Потом все же собрался. Поцеловал Таню в щеку, пожал руку Богдану и напоследок выдал:

- Кстати, я тут подумал, когда тебя выпишут и ты немного подлатаешься, можем отправить и тебя отдохнуть. В приличный санаторий с нормальным медобслуживанием. Или даже куда-то в Европу, в горы. Думаю, что-то можно организовать, чтобы и здоровье поправить, и немного выдохнуть? Нин, что скажешь?

- Для начала лучше санаторий, - она глянула на Богдана. – Сначала надо нормально восстановиться. А в горах его на месте не удержишь.

- Согласен, - кивнул Моджеевский. – Бодь, ты как?

- Не знаю, - сын уныло пожал плечами. – Мне все равно.