The Мечты - Марина Светлая (2021)

И заваривая его для нее, он перемещался по кухне, в которой не самым лучшим образом ориентировался без Лены Михалны, и раздумывал, делать ли себе кофе или тоже выпьет чаю. И еще думал, что надо завтра же с утра отправить своих спецов в этот дурацкий универ, чтобы контролировали проект, а то бюджетники наворотят, а Женьке горбаться, обрабатывай. Кто-то же должен представлять его интересы. И ее.

А потом разобраться с реставраторами и поговорить все же с жильцами, что их не устраивает. Решать такие вопросы без них было с самого начала неправильно. Но ведь, в конце концов, если у Золотого берега под боком будет ухоженная улица, а не нынешние хибары, то всем от этого станет куда лучше. Хотя, конечно, масштабы катастрофы он в некотором смысле сегодня оценил, когда забрел «на сторону противника» – двор рабочие разворотили. А людям живи в разрухе неизвестно сколько...

И Жене тоже.

Ноги́ требовательно коснулась морда Ринго, и Моджеевский, кивнув ему – мол, что? – сунулся в холодильник и вытащил оттуда колбасы, рубанув псу хороший шмат и поделив его на части. А потом обнаружил заботливо приготовленный Леной Михалной яблочный пирог со вкусом детства и дома.

«К чаю пойдет», - решил Роман и порезал на несколько кусков, разложил в блюдца. Взгромоздил чашки с чаем на поднос. И в очередной раз из множества мыслей поймал самую главную: сейчас ему хорошо. И обязательно надо сказать об этом Жене.

Или прямо признаться, что влюбился.

Влюбился же?

Под собачье почавкивание и звук работающих челюстей, Моджеевский тряхнул головой и, подхватив поднос, пошел обратно к себе в кабинет.

Женя усердно работала и даже не глянула в его сторону. Он же поставил их «перекус» на журнальный столик и его придвинул к дивану. Потом забрал собственный ноутбук, стоявший на большом бюро, и брякнув:

- Подвинься и ешь! – снова уселся на диван.

Она вскинула на Романа глаза, потом перевела их на поднос с угощением и, не заставляя себя долго уговаривать, но предварительно чмокнув его в щеку, ухватила кусок пирога и чашку. Что-то восторженно промычала, что, вероятно, должно было означать «вкусно», и снова принялась увлеченно щелкать кнопками клавиатуры.

- Жень, а Жень... – начал Роман, дожидаясь, чтобы она снова на него посмотрела. Он ведь правда собрался ее на работу везти. И выводить «в люди». И вообще.

- М? – Женька поставила остро отточенным простым карандашом на очередном приказе крупную галочку, отложила его в сторону к уже проведенным собратьям и повернула голову.

- Жень, я... – начал он, и в ту же минуту его перебил взорвавшийся громкой трелью из собственного кармана звук телефонного звонка. Роман поморщился, потянулся за смартфоном, чтобы немедленно его отрубить и тут же обнаружил высветившееся на дисплее имя жены. В смысле бывшей жены. И сбросить ее рука не поднялась. Просто потому что... мало ли что. С детьми. Поздно уже. Она никогда не звонила поздно.

Воровато глянув на Женьку, Моджеевский неловко пробормотал: «Извини, я отлучусь!» - и опрометью выскочил из кабинета, принимая вызов. Но через приоткрытую дверь Женя все же услышала: «Да, Нина! Что случилось?!»

Солнечногорское лето мало чем отличалось от субтропического

Солнечногорское лето мало чем отличалось от субтропического, которое поселилось в каких-то ста пятидесяти километрах южнее по побережью. Но, как говорится, ему и здесь было вполне неплохо. Зато море в Солнечногорске совершенно невероятного цвета, переливающееся всеми возможными оттенками под ярким послеобеденным солнцем, искрящееся и меняющееся в зависимости от положения светила на небе, игривое и немного волнующееся на радость «отдыхайкам», курортникам, заполнившим прибрежную линию своими головами, торчавшими из воды. Когда, превратившись в бесплатный аттракцион, бушуют такие волны, да и вода с новым течением потеплела – грех греть пузо на пляже.