У Бертолда свело живот от этого внезапного озарения. Во второй раз именно Флора надевала на него презерватив — сейчас Бертолд вспомнил это. Может, она как-то повредила презерватив? Может, по глупости своей понадеялась, что забеременеет, а впоследствии женит босса на себе?

Из слов Хилды можно понять, что Флора была неисправимой романтической дурочкой. Страждущая душа, которая искала страстную любовь не там, где надо.

Уж у меня она точно не нашла этой любви, мелькнула у Бертолда жестокая, неприятная мысль. На следующее утро я четко дал понять Флоре, что совместно проведенная ночь была ошибкой, которая больше не повторится. Покорное молчание Флоры я принял тогда за смущение и согласие, тогда как она, возможно, просто смирилась с крахом своих надежд. А когда Флора узнала, что беременна, стыд, наверное, не позволил ей признаться мне в своих ухищрениях.

Эти рассуждения вернули Бертолда к изначальным обвинениям Хилды, которые заключались в том, что Флора сообщила ему о своей беременности, а он отказался от отцовства и дал денег на аборт. У Бертолда мелькнула новая мысль, и он озадаченно посмотрел на Хилду.

— Так вы даже не знали, что она беременна?

— Не знала.

Терпение Бертолда лопнуло.

— В таком случае, как она могла рассказать вам, что приходила ко мне, узнав о беременности?! Какого черта вы солгали?!

Взгляд Хилды снова стал твердым и холодным.

— Здесь суть только в словах, а на самом деле так оно и было. Флора рассказала об этом своей соседке, а та в свою очередь поведала эту историю мне, вчера. Я знаю, что после визита к вам Флора плакала несколько дней.

Бертолд не мог поверить своим ушам.

— Так вы обвинили меня на основании чьих-то слов?

Хилда бросила на него взгляд, полный презрения.

— Нет, у меня имеются и другие доказательства против вас.

— Какие еще доказательства?

— Пусть вас это не волнует.

— Нет, черт побери, меня это волнует! — рявкнул Бертолд. — Очень волнует!

— А меня волнует то, что вы бросили Флору! Любили вы ее или нет, но вы могли, по крайней мере, оказать ей моральную и финансовую поддержку. У меня сердце разрывается при мысли о том, что Флора рожала в одиночестве и умирала в одиночестве.

— Ваше сердце, мисс, разрывается оттого, что это вы бросили Флору, — ожесточенно парировал Бертолд. — Вас не было рядом, когда она так нуждалась в вашей поддержке. Вы обозвали ее глупой шлюхой и бросили на произвол судьбы, хотя прекрасно знали, что она не такая сильная, как вы.

Хилда смертельно побледнела, и Бертолду очень захотелось взять назад свои безжалостные слова обратно.

— Только не смейте снова плакать! — прорычал он, видя, как подбородок Хилды начал подрагивать.

Подбородок тут же перестал дрожать, и Хилда устремила на Бертолда яростный взгляд.

А в гневе она чертовски привлекательна! — невольно восхитился Бертолд. Лицо раскраснелось, глаза сверкают. И эти ее привлекательные пухлые губки, которые она то сжимает, то надувает.

— Вы больше никогда не увидите моих слез, бессовестный негодяй! — выкрикнула Хилда.

Спасибо небесам хотя бы за это маленькое благо, уныло подумал Бертолд, сворачивая с Ройял-Минт-стрит на Док-стрит, где находился нужный им дом.

8

Вечером все здесь выглядит таким же запущенным, как и при дневном свете, подумала Хилда, ведя Бертолда к двери квартиры Флоры. Кровля и водостоки явно нуждаются в срочном ремонте, краска на старых деревянных оконных переплетах облупилась, некоторые стекла потрескались. Газон вдоль фасада зарос сорняками.

Хилда открыла дверь и включила свет. Ее снова охватила жалость к Флоре, которая была вынуждена жить с ребенком в таких условиях. Может, и хорошо, что сейчас Бертолд Кертис увидит, до чего докатилась мать его ребенка.