Разоренные земли - Саберхаген Фред

Справа от тропинки тянулась баррикада, охватывающая дома фермеров, а слева находились высокие зернохранилища. Из-за одного из них неожиданно выступил солдат, чтобы преградить им дорогу.

Он довольно улыбнулся, заметив их замешательство.

— Ищете какую-нибудь дыру в изгороди? Надеюсь, ваше хождение в течение половины ночи стоило того, потому что… — Он уставился на руку Оланты. — А что это у тебя там?

Откуда-то из полей донесся вопль боли и страха, ослабленный и приглушенный расстоянием. Солдат разглядел длинный нож Оланты, и из его глотки вырвался такой же вопль, сам он начал вытаскивать меч; он хотел отступить назад, но клинок Томаса уже вонзился ему между ребрами.

Бросаясь к воротам ограды, Томас услышал топот двух десятков ног по тропинке за своей спиной. Выскочила пара встревоженных часовых — слишком поздно. Они успели крикнуть, но не более.

Как только ворота были взяты, Томас бросил взгляд назад. Отряд Мевика бежал по тропе всего в нескольких метрах от ворот. Томас рукой отстранил Оланту, повернулся и побежал внутрь лагеря, устремляясь к открытой двери ближайшего барака. Справа от ворот он увидел расположенные вдоль ограды конюшни, а за ними — бараки, длинные приземистые строения, достаточно большие, чтобы вместить около сотни человек. Слева были такие же конюшни и бараки, а напротив ворот располагалось еще одно длинное здание, где, знал Томас, жили офицеры. Оно же служило штабом. Весь центр лагеря представлял собой голую песчаную площадку, утрамбованную марширующими ногами. Перед штабом на флагштоке развевалось черно-бронзовое знамя Экумена. А в самом центре плаца на своего рода распятии висел человек — обнаженный мужчина, чье тело было все исполосовано бичом. Теперь человек приподнял седую голову, чтобы с трудом посмотреть на Томаса. У Томаса не было времени разглядывать жертву; он мчался прямиком к открытой двери барака.

Из нее показался человек — полуодетый и полусонный, опирающийся на меч. Он замер на месте, его глаза и рот широко раскрылись при виде Томаса, несущегося на него, — огромного, всего черного, специально для ночной атаки.

Томас, метя в середину туловища, вонзил меч почти по самую рукоятку, втолкнул мертвого внутрь барака и последовал за ним. Сразу вслед за ним сквозь узкую дверь ворвались его люди, стараясь посеять ужас и панику. Лишь несколько врагов успели схватить оружие. Томас не был искусным фехтовальщиком и знал это. Поэтому он постарался как можно лучше воспользоваться преимуществами своей силы и роста. Двумя размашистыми ударами он выбил оружие из рук своего следующего противника, а следующим — отрубил ему руку почти до плеча.

Через мгновение нападающие овладели дверями и расположенной рядом с ними стойкой с оружием, откуда Томас выхватил себе щит; то, что последовало через несколько мгновений, нельзя было назвать схваткой. Людей Замка убивали прямо в их гамаках, рубили забившихся в углы, вырезали, словно мычащий скот на бойне.

Бойня еще не прекратилась, когда Томас пробрался по скользкому от крови полу обратно к дверям. К этому моменту большинство Вольного Народа было уже внутри лагеря, и перед вторым бараком разгорелась яростная схватка. Мевик был здесь, он колол длинным кинжалом и размахивал боевым топором, который был бы похож на какое-нибудь крестьянское орудие, если бы не плетеная гарда, как у меча, прикрывающая кисть.

Даже после того, как один барак был вырезан, Вольный Народ внутри укрепления все равно был в меньшинстве. Томас с криками повел свой отряд на подмогу Мевику.