Роза в ее руке - Александра Астафьева

— Теперь я не доверяю ни одному из вас, — проговорила быстро в ответ.

— В завещании говорится о твоем наследстве, — поспешил ее удивить.

— Что?

— Речь идет о деньгах. Уолтер завещал тебе достаточно внушительную сумму.

— Мне не нужны ваши деньги, — девушка решительно дернулась в сторону, собираясь уйти, но я остановил ее.

— Не наши — его.

— Все равно. Мне ничего не нужно от вашей семейки, отпусти.

— Но они твои. Они могут пригодится тебе, — я взял ее ладони и приложил к своей груди в милейшем жесте. — Давай сбежим. Будем только ты и я, и малыш.

Моя улыбка и слова заставили ее вздрогнуть, а затем взглянуть на меня с отвращением.

— Я замужем и счастлива. И не позволю какому-то самовлюбленному психопату, вроде тебя, все это разрушить.

— Ты все выдумала. Не можешь быть счастлива ни с кем, кроме меня.

Нет.

Я качал головой. Она нарочно говорила так, как по заказу вешала мне очередную лапшу на уши.

— Перестань тешить себя мнимыми надеждами, Флойд.

— То есть, ты предпочитаешь жить вот так? Здесь?! — уже не выдержал я.

— Да! И тебя это не касается!

— Еще как касается. Прежде всего, я не позволю находиться здесь ребенку.

Это был конец моему терпению, я завелся не на шутку.

— Кто отец ребенка, отвечай! — заорал дико.

— Прекрати, ты сломаешь мне руки.

Я стискивал кисти ее рук, не замечал, что делал больно.

— Он ведь мой!

— Нет! — кричала обезумевшая Вивьен, вырываясь из моей хватки. — И никогда твоим не будет!

Я мало слушал ее, старался глубоко дышать. Перед глазами — отказ, не подчинение, а в руках непослушные плети, которые так и хотелось раздавить. Может быть, тогда бы она стала покорной.

— Ты сама заставляешь меня причинять тебе боль!

— Флойд! — продолжала скулить Вивьен, когда на фоне я вновь услышал жалобный детский плач. Идея о том, что она пойдет за ним, вспыхнула в моей голове.

Ринувшись в комнату, откуда доносился крик, я открыл дверь и увидел, как ребенок стоял в кроватке, держась за перекладину, и громко плакал.

— Иди ко мне, мой хороший, — сказал ему ласково, чтобы не испугать.

Когда я протянул к нему руки, он охотно принял их. Его пухленькие ручки обняли меня за шею, а головка легла на грудь.

— Тс-с-с, не плачь. Сейчас мама успокоится, соберет твои вещи, и мы уедем отсюда далеко-далеко.

Меня переполняли неведомые до того эмоции, когда я осознанно держал своего сына в руках.

— Не трогай его! — верещала рядом Вивьен.

Она звучала угрожающе твердо, опасаясь того, что я мог причинить ему вред.

— Убери от него свои мерзкие лапы!

— Собирайся, мы уезжаем, — резко отрезал на ее крик, держа малыша на руках.

— Я убью тебя, если он пострадает, слышишь? — чувствовал барабанящие кулаки Вивьен по спине, и как выхватила из-за пояса моих брюк пистолет Маршалла. — Ненавижу тебя, мразь!

Женский визг, переходящий в безнадежный вопль, раздавался по всему дому, когда меня настигло полное безразличие к окружающему. В этот момент существовали только я и этот ребенок. Часть меня. Моя кровь. Мой сын. Все, чего я желал, — запомнить мгновение… Каково было держать своего ребенка на руках? Не передать словами.

Я гладил его по спинке, в то время как раскалывалась от криков голова. Боль отдавалась в висках, затем сконцентрировалась в районе затылка.

Я находился у разбитого корыта поневоле. Меня ожидала нелюбовь, предательство собственного брата и жалкое существование, возможно, даже тюрьма. Все было сделано таким образом, чтобы почувствовал и считал себя д*рьмом, а, может быть, и хуже. Нажатия на курок было бы достаточно, чтобы я сдался, но внутреннее эго оказалось сильнее остатков разума.