И сердце на куски - Марина Князева

Ванька названивал ежеминутно, и мне пришлось отключить телефон. В его квартире оставаться я не могла, поэтому, как только вернулась, сразу же принялась собирать вещи. В моей голове не укладывалось то, что я увидела. Я не могла это принять, боясь сойти с ума. Ведь я от стыда чуть не умирала за свой поступок, а Смоленцев делал это каждый день и каждый раз спокойно признавался мне в любви.

Я то остервенело кидала вещи в сумки и пакеты, то замирала на месте и заливалась слезами, подавляя в себе желание позвонить Климу. Воспаленный мозг дал сам себе после увиденного зеленый свет, но это ничего не значило. В нашу последнюю встречу Клим сказал все, что хотел. Поэтому как бы руки не чесались набрать заветный номер, я понимала, что мне теперь тоже ему нечего сказать. Оставалось только как-то собрать себя и свое сердце по кусочкам и попробовать жить дальше.

Когда у двери набралась огромная груда из моих вещей, я поняла, что у меня больше нет сил. Собрав в рюкзак все самое необходимое, я отправилась к родителям.

Для меня это тоже был тяжелый шаг. Я просто не знала, как им рассказать обо всем. Уверена, они бы меня отговаривали, что бы я не делала поспешных выводов и не принимала решение о расставании с Ванькой. Но идти мне было больше некуда. Они единственные, кто у меня остался в этой жизни.

Я оказалась права. Они, как и я, сначала вообще ничего не поняли. А потом просто не поверили, что такое возможно. Ведь Смоленцев – образцовый муж. Такие парни просто так на дороге не валяются.

А мне было все равно. Я так устала, что просто оставила их на кухне переваривать полученную информацию и ушла в свою комнату. Едва моя голова коснулась подушки, я тут же вырубилась и проспала до самого обеда.

Вставать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни думать, ни вспоминать. Но, к сожалению, мои желания остались мечтами и с этого дня у меня началась жизнь, наполненная нравоучениями, ссорами, скандалами, слезами, обещаниями и прочей ерундой, от которой мне хотелось сбежать.

Мама была на Ванькиной стороне. Отец обещал еще раз ему ноги сломать. Сам Смоленцев атаковал меня самыми разными способами, пытаясь оправдать себя и вернуть меня. А я хотела одного: развестись, снять квартиру, спрятаться там и не выходить из нее никогда.

- Не слушай Смирнову! Она врет! – оправдывался Ванька, когда я пришла к нему сама, чтобы объявить о разводе.

- Мне не нужны ее слова, чтобы во что-то поверить. Я все сама видела! Давай разведемся до твоего отъезда, пожалуйста.

Развод – был моим спасением. Я раньше боялась о нем даже думать. А теперь, если бы не было так обидно, то я даже порадовалась бы сложившейся ситуации. Но, в любом случае, отступать я не собиралась.

- Доченька! Подумай! Вы молодые! В жизни все бывает! – причитала каждый вечер мама.

- Даже не думай! – перекрикивал ее отец, тряся кулаком. – У тебя вся жизнь впереди, чтобы ждать его, когда он вылезет из-под очередной юбки. Я с тобой, дочь! До самого конца!

А я так устала от всего, что просто кивала головой и тихонько ревела в подушку по ночам. Потому что хотела, чтобы он был рядом. Я была уверена, что в такое адское время, я смогла бы успокоиться только в его руках.

Спустя несколько недель к моему разбитому состоянию прибавилась утренняя тошнота, которая в считанные дни переросла в частые посиделки у унитаза. От постоянного стресса я даже не могла вспомнить что я ела, чтобы понять, чем отравилась.

- Это не отравление, детка! – В маминых глазах загорелась пока-что непонятная мне надежда. – Ты просто беременна…

Мне показалось, что мама последнюю фразу произнесла на каком-то незнакомом мне языке. Слишком уж странно она прозвучала из ее уст. И даже как будто не про меня.

А потом шум в ушах и ускоренный сердечный ритм перекрыли собой все. За последний месяц руки дрожали уже в тысячный раз, грозя перейти в хроническую трясучку по поводу и без.

Беременна. От Клима.