И проникаться тупой безнадежностью. Да, он нашел способ отсрочить смерть. Однако это требовало непрерывных усилий, а Хоб уже начал выдыхаться. Он ничего не имел против физических упражнений, но сколько он так продержится? Сколько ему придется продержаться? Кто еще знал о том, что Хоб здесь? Может ли кто-нибудь забрести сюда случайно? Сторож? Турист? Пацан, которому вздумалось полазить по заброшенному цеху? Да нет, вряд ли. По крайней мере, рассчитывать на это не стоит.

Задумавшись, Хоб и не заметил, как его тем временем утащило еще на несколько футов. Уставшие мышцы ног расслабились сами собой. Хоб тотчас же снова уперся в стенки, чувствуя, как ролики вращаются под спиной. До того, что он уже привык называть про себя пастью дьявола, оставалось около двадцати пяти футов.

Так, пора собраться и что-то придумать. Не может быть, чтобы не было никакого выхода! Хоб попробовал порвать веревки. Они были прочные. Узлов он не видел, но знал, что они расплавились, превратившись в комковатую массу. Свободных концов нет, не развяжешься.

Хоб лежал на спине на ленте конвейера, и его поле зрения было очень ограниченным. Он видел только собственные связанные ноги да блестящие металлические стенки транспортера. Он ухитрился немного приподняться, позволив ленте протащить себя чуть дальше, чтобы разглядеть обстановку. Потом снова лег и уперся в стенки. Единственная полезная вещь, которую он заметил, – это что левый край транспортера был неровным. Должно быть, на него что-то упало, и футах в десяти впереди металл погнулся и надорвался. Если Хобу удастся перекинуть связанные руки через этот борт и позволить ленте тащить себя, возможно, зазубренный металлический край перережет пластиковую веревку.

Единственное «но» состояло в том, что, если это не сработает, если веревка не порвется, тогда его утянет прямо в жернова.

Насколько прочна веревка?

Наверно, стоит немного полежать и обдумать этот вопрос.

Но недолго. Утомленные мышцы то и дело расслаблялись, и Хоба тащило дальше – то на несколько дюймов, а то и на целый фут. Чем дольше он ждет, тем меньше шансов.

Ладно. Пан или пропал.

Хоб расслабил мышцы, почувствовал, как его поволокло в сторону вращающихся жерновов, попытался перекинуть связанные руки через борт, промахнулся на несколько дюймов, упал на спину, чувствуя, как его волочет дальше, извернулся, рванулся, выгнул спину, закинул ноги на край транспортера. Теперь он перенес как можно больший вес на ноги, чувствуя, как острый металлический край режет веревку, слыша, как грохочут металлические валки, ощущая, как одно за другим рвутся волокна, и понимая, что вовремя порваться веревка все равно не успеет. Изогнувшись, он увидел, что его ноги уже у самых валков. Он втянул ноги и снова уперся в стенки. До жерновов оставалось всего фута три. Его тело тряслось от усталости.

И в этот момент Хоб услышал самый приятный звук на свете: голос Джорджа Уитона, доносящийся откуда-то сверху и слева.

– Эй, Хоб! Держитесь, старина!

А потом – самый неприятный звук: тот же голос Джорджа произнес:

– Послушайте, вы не знаете, как выключается эта чертова машина?

Запыхавшийся Джордж в порванных брюках – он поскользнулся на груде мусора у входа, – растерянно разглядывал огромный распределительный щит, висящий на стенке будки, расположенной на балкончике. На щите было штук двадцать маленьких рычажков, десяток кнопок и два больших рычага. И нигде ничего не написано. Джордж, поколебавшись, дернул за один из больших рычагов. Ничего особенного не случилось. Он дернул за другой. Опять ничего.

– Вот зараза! – пробормотал Джордж и нажал крайнюю левую кнопку. Ожил мотор подвесного крана. Джордж поджал губы и нажал другую. В цехе погасли все лампы, но машины продолжали работать. Джордж принялся лихорадочно давить на кнопки. В конце концов ему удалось включить свет обратно.

– Держитесь! – крикнул Джордж.