Я тебя заколдую - Юлия Леонова

Три дня и три ночи Василий провел у постели жены. Он заклинал, умолял, уговаривал, угрожал, но все его попытки оставались тщетными. Она по прежнему была безжизненна и безучастна к происходящему вокруг и только едва заметное дыхание выдавало, что Софья еще находится в этом мире, а не в потустороннем. Осознание того, что он может никогда больше не увидит как откроются ее синие глаза, не услышит ее звонкий смех, не коснется поцелуем ее губ, сводило с ума. Он даже готов был отпустить ее к этому поляку, раз она так любит его. Лишь бы только знать, что она живет на земле, что просыпаясь, улыбается новому дню, радуется или огорчается чему-то.

- Софи, - шептал он в отчаянии, - Если ты меня покинешь, я женюсь на Дашковой.

Слабая улыбка тронула ее губы. Тихим шепотом, который был, сравним с шорохом ветра в опавших листьях, она ответила:

- Может быть, это то, чего Вы заслуживаете…

Возвращение в мир живых было болезненным и неприятным. Теперь Соня знала, что пережил ее муж, когда был ранен в сражении с турками. Воронцов проводил подле нее все свое время. Каждый ее стон становился пыткой для него, усугубляя и без того чудовищный груз вины, которая не давала возможности дышать полной грудью. Ее боль, он чувствовал как свою, терзаясь неспособностью облегчить ее страдания.

Когда Софья почувствовала себя лучше настолько, что смогла сама, без посторонней помощи передвигаться по комнате, решено было перебраться в Покровское. Весенняя распутица сделала возвращение домой весьма затруднительным. До имения оставалось верст пять, когда дорожный экипаж застрял в жидкой грязи. Василий Андреевич ехавший верхом, укутав жену в теплый подбитый мехом соболя плащ, посадил ее перед собой. Софья, откинувшись на его плечо, наслаждалась покоем в сильных и надежных руках. Такой знакомый родной запах кружил голову не хуже, чем весенний прохладный воздух, напоенный ароматами просыпающейся природы. Смеркалось, фиолетовые сумерки окутали долину, впереди показались огни усадьбы. Совсем скоро они приедут, и она снова отдалиться от него, думал в этот момент князь. Исчезнет даже эта иллюзорная близость. Не удержавшись, он прижался губами к ее виску. Соня вздохнула, сердечко зашлось, затрепыхалось. Она положила свою маленькую изящную ладошку поверх его руки, удерживающей поводья. Оба молчали. Страшно было нарушить эту тишину, сказать нечто такое, от чего исчезнет это вдруг возникшее из неоткуда хрупкое чувство близости и понимания. И не было в этот момент никого ближе и роднее этих двоих.

- Вот мы и вернулись, сердце мое, - прошептал Воронцов.

- Вернулись к тому, с чего начали, - печально вздохнула Софья.

- Софи,… Если ты захочешь уйти… уехать к Валевскому, - слова давались ему с трудом, - Если ты любишь его… Я не стану препятствовать.

- Если бы я любила пана Владислава, - отозвалась она, - Я бы просто дождалась, когда он пристрелит Вас, Василий Андреевич.

- Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?…

- Уже простила.

Прошел месяц со дня возвращения в имение. Весна быстро вступала в свои права. Сошел снег, первая робкая зелень пробивалась на темной от впитавшей в себя влаги земле. Дни становились теплее. Теплое солнышко нежно ласкало озябшую за долгую зиму землю. Софья сидела на крыльце в плетенном кресле греясь в его лучах. Маленький Алеша делал первые в своей жизни шаги под присмотром няньки. На подъездной дорожке к усадьбе показался всадник. Сердце пропустило удар, как всякий раз стоило ей его увидеть. Спешившись с Демона, Воронцов легкой походкой подошел к сыну, подхватил на руки, от чего тот залился восторженным смехом. Маленькие ручки вцепились в густую шевелюру отца, затем продолжили исследовать лицо. Василий рассмеялся. Заметив на крыльце жену, отдал Алексея няньке и легко поднялся по ступенькам. Присев рядом с ее креслом, спрятал лицо у нее на коленях.

- Я люблю тебя, душа моя, - темные глаза встретились с синими.