– Уже страшно, – выворачиваюсь из объятий и бегу накрывать на стол. – Извини винишка нет, ты запретил покупать алкоголь.

– С тобой я пьянею без вина.

– Ты сегодня добрый какой-то, – смотрю на него подозрительно.

– Просто соскучился.

Жуем приготовленное мною мясо по-французски и гипнотизируем друг друга взглядом.

– А можно тебя спросить? – говорю робко.

– Попробуй, – отвечает он.

– Ты ведь уволил Влада?

– Почему тебя это интересует? – прекращает жевать и пристально смотрит на меня.

– Ну, после того, что он натворил… дал Маше.

– Я прекрасно помню, что он сделал, – перебивает. – Почему ты интересуешься Владом? Ты до сих пор с ним общаешься? – спрашивает раздраженно.

– Нет, конечно, нет. Просто… Ничего. Просто спросила.

– Что-то ты темнишь, Ксения!

– Забудь. Извини.

Он некоторое время сверлит меня опасным взглядом и потом говорит:

– Хорошо, отвечу на твой вопрос. Я его не уволил. Его дядя – владелец пакета акций моей компании поставил мне условие, что его племянник должен продолжать работу. У меня не было выбора, потому что этот тип имеет влияние на решения корпорации.

– Понятно, – отвечаю, жалея, что завела этот разговор. Все равно не смогу сейчас сказать про Машу, потому что разозлится, и вечер будет испорчен.

– Этот сукин сын продолжает ходить на работу и мозолить мне глаза, – говорит с досадой.

– Ты сказал дяде, что сделал его племянник?

– Он ответил, что мальчик оступился один раз.

– Думаешь, он наркоман?

– Нет, не думаю.

Мне почему-то полегчало от его слов. Может быть, не такая уж он плохая партия для Маши? Девочка поиграет с ним и бросит, как Тимура Токарева. Можно еще помолчать некоторое время, глядишь, проблема сама собой устранится.

– Пойдем в постель, – говорит он властно, и у меня пробежали мурашки от кончиков пальцев рук до ступней.

-37-

Мне не понравилось то, что Ксения продолжает интересоваться Востриковым. Не к добру это! Что-то она знает, но не хочет со мной делиться. Что ж, подожду, я терпеливый. Но обязательно выясню, в чем там дело.

Она сидит напротив меня и покачивает ножкой, обутой в домашнюю туфельку. Рассматриваю ее ножку и замечаю, что на ней чулки.

– Пойдем в постель, – командую тотчас.

Не терпится ее раздеть, накрыть своим телом и задать жару. Сердце пропускает удар, когда вижу хрупкое податливое тело в нижнем белье и в чулках на подвязках.

– Как же ты хороша, малышка, – шепчу.

Ласкаю горошины соски и схожу с ума от желания вклиниться в ее влажную щель. Быстро раздеваюсь и спрашиваю, где свечи-контрацептивы. Указывает пальцем на тумбу, иду туда голышом и достаю упаковку.

Ксения смотрит на меня жадным взглядом и спрашивает:

– Когда ты успеваешь заниматься спортом?

– На работе. Специально оборудовал спортзал.

Возвращаюсь к ней и провожу пальцем по влажным лепесткам.

– У тебя шикарное тело, – делает мне комплимент.

– Стараюсь, – разрываю блистер и ввожу в нее контрацептив.

Ксения возмущенно ахает и подается навстречу.

Едва я устроился на ней, как мой телефон оживает.

– Прости, – шепчу. – Нужно ответить.

Ксения обиженно сопит. Ей хочется немедленно почувствовать меня в себе.

– Да, Маша, – говорю в трубку и пожираю глазами голое тело, растянувшееся на постели. – Что-что? Ты где находишься? Откуда тебя забрать? Я не понял, ты пьяна, что ли? Так, никуда не уходи, ни с кем не говори! Поняла? Сейчас буду.

Отключаюсь и говорю Ксении:

– Зайка, прости, нужно бежать. Маша опять что-то начудила. Просит забрать ее. Не обижайся, ладно? Вернусь, как только смогу.

Целую в щеку обиженную малышку и одеваюсь. Разве я могу бросить дочь в каком-то гадюшнике?

* * *