Грех - Anastasia Samaeli

Отец выглядел паршиво. Он нервничал и никак не мог решиться начать разговор. Что он скрывает? Присев на деревянную скамейку, Александр Медлоу начал свой рассказ.

– Стив. Никакой стипендии Маркус не получал. Мальчишка был посредственным. К знаниям не стремился. Но он был твоим другом, и я решил не разрушать эту дружбу, хотя не одобрял, – тяжело вздохнул старик и отвёл взгляд. – Я был тем, кто оплатил его учёбу в Калифорнийском. И сейчас я понимаю, как сильно ошибся, помогая ему. Маркус с детства не отличался стабильностью. Страдал от перепадов настроения. Но я был уверен, что ты не пойдешь за ним по кривой дорожке. Увы, я ошибся. Вся вина за происходящее лежит на моих плечах. И я обязан сам разобраться с ситуацией, пока всё окончательно не вышло из-под контроля.

По мере того, как говорил отец, я понимал, что Маркус действительно болен. Отец был прав. Наше окружение очень влияет на наши действия. Но и себя я не оправдывал. Насильно меня не заставляли пить и принимать наркотики. Маркус следил за моим падением и, видимо, радовался, когда я скатился на самое дно. Но почему родители, которые не отказались от меня тогда, перестали со мной общаться, как только я решил поступить в семинарию? О чём сейчас я и спросил отца.

– Видишь ли, сын, – отец снова опустил глаза, – Твоё поступление в семинарию, принятие сана и последующий отъезд из США стали своеобразным спасением. Мы намеренно вели себя так. Понимая, что теперь ваши пути с Маркусом разойдутся. Твоя мать проплакала не один месяц, обвиняя себя, меня и всех вокруг в том, что больше не может обнять тебя, поговорить с тобой. Но так было лучше для всех нас. Разве мог я подумать, что Джен сама привезёт к тебе Маркуса?

Сейчас всё начинало обретать смысл. Я понимал отца, жалел мать и ненавидел Маркуса. К Джен я не испытывал никаких чувств. Ни тогда, когда встретил впервые, ни сейчас.

Начинало светать, и мы тихо отправились домой. Мама дремала на диване с книгой в руках. Отец бережно потрепал её за плечо и повел в спальню, где обычно спала Мари. Доминик занял освободившееся место на диване, а я отправился в свою спальню, туда, где горел тусклый ночник. Лайла спала. Я поцеловал её в лоб, укутал в теплое одеяло и лёг рядом, прижимаясь к ней всем телом. Вот оно, то самое счастье, о котором написаны тысячи книг. Спит рядом и улыбается во сне.

* * *

Я не спал, прислушиваясь к её ровному дыханию. В 9 утра я набрал свой старый номер и пригласил родителей любимой женщины присоединиться к нам за завтраком. К чему ждать? Лайла уже сказала мне то, что я хотел услышать. Но традиций никто не отменял. К десяти утра в доме собралось полно народа. Я закрыл дверь в комнату, где спала любимая, и вышел в гостиную. Мама, Клаудия и Паола крутились на кухне, не переставая спорить о том, что лучше приготовить. Мари играла с Домиником в какую-то настольную игру.

Хосе и отец сидели на крыльце и по очереди курили трубку. Ту самую, что Лайла купила в Марокко. Сейчас я понял, что семья – это не родители и не кровные родственники. Все, кто был в доме, были моей огромной семьёй. Отец и мать отказались надевать дорогую, привычную для них одежду. Оба надели спортивные костюмы и сейчас абсолютно не отличались от местного населения. Вот оно, идеальное утро. Я сел рядом с отцом и Хосе. Дверь открылась, и на пороге появилась заспанная Лайла.

Увидев лицо дочери, Хосе метнул в меня недобрый взгляд. Я лишь поднял вверх руки. Тем самым показывая, что моей вины в этом нет. Прямой вины. Но я на самом деле был виноват во всех бедах черноволосой испанки. Моей будущей жены. Отец завёл Хосе в дом, оставляя нас наедине с Лайлой. Кто знает, когда сегодня у нас появится возможность хоть пару минут побыть вдвоём. Лайла вдохнула свежий воздух и мечтательно улыбнулась.