The Мечты. О любви - Марина Светлая

Локация все набирала популярности у местных фотографов, влюбленных парочек и просто девчонок, которые любят устраивать фотосессии, а Юлька теперь нередко заказывала профессиональную предметную съемку своих шедевров, потому что нет предела совершенству. Чтобы не мешать Машке и Лерке, работала она в коморке, адаптированной нынче под маленький кабинетик, и высовывалась только тогда, когда подружки сами просили о подмене.

Потому разговор с Женькой получился совсем конфиденциальным, под чашку кофе и разглядывание букета пепельных роз, не сегодняшнего, но еще свежего. Бодька прислал накануне, а она гадала — это у них тот самый конфетно-букетный или все и сразу за всю жизнь? Склонялась ко второму. Вряд ли когда-то они научатся по-другому. У них всего и всегда чересчур.

Юлька в очередной раз пригубила уже порядком остывший напиток, посмотрела на календарь в телефоне, прикидывая рабочие дни следующего месяца, как вдруг дверь коморки распахнулась и на пороге появилась Машка.

— Юль, там тебя какая-то мадама спрашивает!

— Какая еще мадама? Я ни с кем не договаривалась.

— Самой непонятно. Не наш контингент, а талдычит про Юлию Андреевну.

— В смысле?

— Не клиенты. Не банкиры, не рекламщики, не курьеры. Я ж говорю — мадама. У меня глаз наметан!

— Хм, — глубокомысленно изрекла Юлька и подхватилась из кресла, оставив и чашку, и розы, и календарь, и свой недописанный текст, чтобы убедиться в наметанности Машкиных глаз.

А убеждаться было в чем.

Прямо посреди ее небольшого магазинчика наблюдалась та самая мадама, но скорее ввиду собственных размеров, а не возраста. Впрочем, и размер ее был внушительным исключительно временно, так как особа эта была, безусловно, глубоко беременной и, вне всяких сомнений, на самой что ни на есть финишной прямой. Но и это было не самым впечатляющим. Весь образ гостьи казался чем-то совершенно нереальным именно здесь, в Юлином магазинчике. Выкрашенные в безупречный блонд волосы были собраны на затылке в конский хвост. На лице особенно выделялись ярко подведенные глаза в обрамлении неестественно длинных и неестественно густых ресниц и пухлые губы, значительно больше своего природного размера, покрытые розовым блеском. В тон помаде было легкое весеннее пальто посетительницы, сейчас распахнутое, из-под которого помимо явных признаков ее положения было так же заметно, во всей своей красе, вероятно, главное достоинство — пышный бюст в глубоком декольте.

Насколько столь живописное декольте сочеталось с животом, Юлька предпочла даже не задумываться и потому смело шагнула к визитерше и приветливо проговорила:

— Здравствуйте! Мне сказали, что вы меня разыскивали.

Мадама внимательно оглядела ее с ног до головы и, ничуть не скрывая удивления, уточнила:

— Вы Ю… Юля? Жена Димы?

Юлька едва удержалась от того, чтобы как-то неприлично выразить собственное недоумение от такой реакции. И пока размышляла, есть ли смысл объяснять, что, дескать, да, она Юля, но чернила на ее свидетельстве о разводе вполне себе четкие, однозначные и законные, хоть и свежие, только улыбнулась и кивнула мадаме в сторону столика у витрины, где стояли стулья.

— Присаживайтесь, — проговорила она и сама прошла в ту же сторону, — Юля — это я, да.

Гостья в ответ кивнула, сдала шаг за ней и неожиданно всхлипнула ей в спину:

— Отпустите Димочку!

— Куда? — не поняла Малич, обернувшись, чтобы напороться на кукольное страдальчески перекошенное личико.