Выкупи меня - Яся Белая (2022)

— Те амбалы, — говорю, чувствуя, как в охранном жесте смыкаются вокруг меня руки Аристарха, — почему ты… не остановил их.

Глеб виновато роняет голову.

— Не успел, — выдыхает потерянно.

И я понимаю — конечно, ему нужно было отойти после того, как он стрелял в брата — в своего мелкого. Глеб только кажется непробиваемым, но замечаю, как у него подрагивают пальцы.

Нам всем недавние воспоминания даются нелегко.

— Хорошо, что их перехватили люди Ката. У Ката с Арисом свои давние тёрки. И он просто не мог не воспользоваться тем, чтобы уязвить соперника побольнее с твоей помощью. У него всё идёт только через торги — просто так он людей не возвращает. Милосердие — не его конёк. Но в данном случае он был меньшим из зол. Куда бы тебя потащили те похитители, мы не знаем. И смогли бы вызволить — то же.

Только сейчас осознаю, в какую жуткую ситуацию попала. А ведь не спустись я тогда по пожарной лестнице, останься в номере с Аристархом — ничего бы не случилось. И Вадим бы не словил пулю.

Сглупила, просчиталась, дура!

А главное, была в таком шоке, что не заметила, как одних горилл сменили другие. Впрочем, это было немудрено — они все на одно лицо.

Глеб тяжело вздыхает и говорит:

— Ника, позволь тогда задать тебе парочку наводящих вопросов. — Киваю. — Могли ли быть причастны к случившемуся твои родители?

Хмыкаю:

— Вряд ли, — только сейчас понимаю, что людей, которые все эти годы заменяли мне маму и папу, я почти что не вспоминала со дня свадьбы. Словно ушла от них — и перевернула тот лист своей биографии. — Мать — бизнесмен-неудачник. Единственное её удачное вложение — это я. Она всю жизнь только и ждала, когда я вырасту, чтобы повыгоднее меня продать. И не прогадала. — Я не больно пинаю локтем Аристарха, тот лишь самодовольно усмехается, виду не подавая, что его задело сказанное. — А отец и вовсе тюфтя, — продолжаю я. — Да и связей таких, чтобы нанять киллеров, а потом ещё и похищение устроить, у них точно нет.

— Речь не о них, — говорит Глеб, глядя мне прямо в глаза. — О твоих биологических родителях.

Вздрагиваю, напрягаюсь, обнимаю себя руками.

Аристарх целует меня в щёку, нежно-нежно, шепчет на ухо:

— Давай, сахарная, осталось немного. Понимаю, что ты была крохой. Но попытайся вспомнить. Что угодно. Любую деталь. Возможно, охота на тебя — родом из детства.

С трудом восстанавливаю дыхание, опускаю руки, сжимаю кулаки. Аристарх находит мои ладони, раскрывает, переплетает наши пальцы.

— Я рядом, с тобой, ну же, вспоминай.

— Помню последний день. Их не помню — только смазанные силуэты мужчины и женщины. Нет, маму. Кажется, она была рыжей. Я сидела на полу, играла в куклы. Дело было в кабинете. Точно! В кабинете! В памяти осталась ножка стола. Потому что возле неё лежала бумажка…

— Какая бумажка? Это важно, сладкая моя.

Морщу лоб. Мозг много лет блокировал болезненное воспоминание. И теперь с неохотой выдаёт скупые сыпучие картинки.

— Кажется, чёрная. Да, точно — чёрная. Стол был светлый. А бумажка чёрная. Я всё поглядывала на неё. Хотела взять… Мужчина и женщина суетились. Спорили. Слов не помню совсем. Всё рвали и жгли какие-то бумаги. В кабинете был камин. Да, я играла возле него. Помню, огонь так уютно трещал… — говоря всё это, словно впадаю в трасс. Вижу со стороны крохотную девочку, что возится с куклами. Её волосы спорят с пламенем камина. Взрослые ругаются и суетятся. Им нет дела до малышки. А ей — нет дела до них. — Потом мужчина подхватил меня и принёс в машину. Женщина тоже села рядом с ним на переднее сидение. В руках у неё была сумка. Тёмная такая. На молнии. Она всё её нервно дёргала. Я лежала на заднем сиденье, свернувшись калачиком, и сжимала в руке ту чёрную бумажку. Кусочек картона. Он был такой приятный на ощупь. Я заснула. А когда проснулась — была уже в детском доме…